Сотканные из тьмы
Шрифт:
Сердце бешено стучало, монах старался отыскать хоть зацепку, малейшую возможность избежать встречи, но пальцы уже сомкнулись на рукояти меча. Ришон заставил себя сделать глубокий вдох, унимая сердечный ритм, в глазах чуть посветлело. Медленно потащил оружие из ножен, обостренным слухом ощущая приятный скрип металла о металл.
Луна выглянула из-за тучи, ярко высветила двор: черная тень отворила калитку, Ришон разглядел массивное костлявое тело ночного гостя. Аваддон
Воспаленный мозг работал с такой быстротой, что голову монаха трясло, как последний лист на умирающем дереве. Тень мелькнула у порога, и Ришон со всей ясностью осознал, что Аваддон не искал бесцельно, а шел по следу, с каждой минутой сокращая расстояние, в то время как он беззаботно отдавался дреме. Теперь не уйти, не скрыться.
Преследователь поднимался по лестнице, под железными сапогами прогибались ступени. Ришон взмолился, чтобы мерзкое порождение тьмы не замедлило шаг, почуяв… что оно чует? Его, Ришона, или силу креста? Когда костлявое тело оказалось на площадке, рука с мечом метнулась вперед.
Скелет в последний момент ощутил близость человека, попытался парировать удар, и острое лезвие, нацеленное в предполагаемые легкие, ударило чуть правее, железо уперлось в грудину. Скелет шагнул вперед, навалился всей массой, лезвие хрустнуло, застряло в кости. Тяжелая туша, низвергая смрад полуразложившегося тела, обрушилась на плечи монаха, прижала к полу, легкие инквизитора заполнило миазмами, а сверху на лицо капнуло горячим и липким. Ришон ухватился за шею нежити, удерживая пасть, лязгающую зубами у горла.
– Во имя креста, изгоняю тебя! – Едва сдерживая тошноту, прохрипел монах. – Изыди, и не возвращайся из пустошей ада!
Скелет закашлялся, брызжа едкой жидкостью, вернее так показалось вначале, но потом Ришон с ужасом понял, что мертвец смеется.
– Кто ты? – теряя силы от удушья, просипел монах.
Челюсти с остатками мышечных волокон задвигались в такт издаваемым звукам, а язык, покрытый язвами, почти вывалился изо рта.
– Я пажомщик утжаченных надежд. А ты мое мясо.
Голос был жутким, словно говорила сгнившая коровья туша. И сам он точно бык, огромный и тяжелый, кости толстые, а череп как походный котел.
«Любимый, борись». Голос Марии с новой силой разжег начавший угасать огонь, Ришон рванулся, за шиворот вынимая себя из разверзшейся внутри тьмы. Противники покатились по полу. Плащ мертвеца обхватил обоих коконом.
В спину
Над миром опустился густой багровый туман. Ришон видел серый силуэт своего коня, тот ржал беспокойно, чувствуя присутствие нежити. Из-под шор поблескивали бриллианты глаз. Монах сдернул с шеста уздечку, вполз в седло, шпоры вонзились в бока. Сначала дома, а затем и деревья замелькали мимо. Он скакал долго, возможно, остаток ночи, потому что луна исчезла, и большую часть дня, ибо уголек солнца, появившийся над кронами слева, сначала завис над головой, а после скрылся за спиной. Коричневая масса дубов и тополей слилась в нескончаемую стену, казалось, лес никогда не кончится. Править больше не было сил, и он в который раз отдался воле скакуна, уткнувшись носом в мягкую гриву. Чутье подсказывало, оно кричало, что враг не отстал.
Крупные снежинки изредка спускались с неба, задерживались в еще не полностью облетевшей листве. Монах смотрел на белые хлопья и осознал внезапно, что больше не скачет, а оглушенный стоит на коленях. В этот момент земля качнулась, и он повалился на камни, потеряв сознание.
Очнулся от тряски, ощутил, как его переворачивают, в глазах полыхнул брызжущий трупным огнем диск солнца. Сквозь шум в ушах услышал чей-то голос:
– Давай перенесем стратхольмскую скотину в пещеру.
Голос донесся будто гром среди ясного неба, Ришон заслонил глаза ладонью. В прорехи между пальцами увидел огромный силуэт, черные волосы двигались, как живые змеи. Человек навис над ним точно ветхозаветный Голиаф, грубо пнул. Ришон стиснул зубы, в глазах стоял океан крови, фигура расплывалась в ее ржавом мареве.
Грозно свистнула плеть, рубашка лопнула на груди, на коже проявился длинный пунцовый рубец. Плеть вновь взвилась в небо, опустилась, взвилась, опустилась. На камни, как увядшие листья, оседали обагренные кровью лоскуты одежды. Ришон чувствовал, что лежит на твердом и холодном. Исхудавшее жилистое тело вздрагивало под жестокими ударами. Грудь крест-накрест исполосовали рубцы, а плеть как коса жнеца все так же зловеще взлетала над головой.
Конец ознакомительного фрагмента.