Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)
Шрифт:
— Мистеру Эндрюсу показалось, что вы его подозреваете.
— Он не ошибся.
— В чем вы его подозреваете?
— В манипуляциях с наследством. Учтите, я в этом не уверен, а только подозреваю.
— На самом деле?
— На самом деле, — сказал я, — больше ни в чем.
— Да? По-моему, и этого вполне достаточно.
— Для меня достаточно. Не думал, что и для вас тоже.
— Простите?
Мне не нравилось, как у меня развивается разговор с этой женщиной. Я ее опасался. Я сгреб известные мне факты, подсыпал сверху догадок и прыгнул
— Освободившись из тюрьмы, вы позвали Эндрюса, вытянули из него все, что он знает, и, уяснив, что он мудрит с деньгами барышни, воспользовались этим, чтобы запутать следствие и навести подозрение на него. Наш старикан имеет слабость к прекрасному полу: легкая пожива для такой женщины, как вы. Не знаю, что вы собираетесь с ним делать, но вы завели его, а потом навели на него газетчиков. Ведь это вы, я думаю, шепнули им о его непомерных тратах? Бесполезно, миссис Холдорн. Бросьте. Ничего не выйдет. Да, вы можете его раззадорить, подстрекнуть на противозаконные поступки, втравить в поганую историю: он и сейчас сам не свой, так его обложили. Но что бы он теперь ни натворил, за этим не спрячешь того, что натворил кто-то другой раньше. Он обещал привести имущество в порядок и передать наследнице. Оставьте его в покое. Ничего не выйдет.
Мы прошли еще шагов десять, а она все не отвечала. Мы очутились на тропинке. Я сказал:
— Эта тропинка ведет на скалу, с нее столкнули Эрика Коллинсона. Вы его знали?
Она вздохнула судорожно, будто всхлипнула, но голос ее был по-прежнему ровен, спокоен, мелодичен:
— Знала, вам это известно. Зачем вы спрашиваете?
— Сыщики любят задавать вопросы, заранее зная ответ. Зачем вы сюда приехали, миссис Холдорн?
— Вы и на это знаете ответ?
— Знаю, что приехали по одной из двух причин или по двум причинам сразу.
— Да?
— Первая: хотели узнать, насколько мы близки к разгадке. Правильно?
— Естественно, я тоже не лишена любопытства, — призналась она.
— В этой части я вас удовлетворю. Я знаю разгадку.
Она остановилась на тропинке лицом ко мне, ее глаза светились в густых сумерках. Она положила руку мне на плечо: я был ниже ростом. Другая ее рука лежала в кармане манто. Она приблизила ко мне лицо и заговорила медленно и очень внятно:
— Скажите мне чистосердечно. Без уверток. Я не хочу причинять зло без нужды. Подождите, подождите — подумайте, перед тем как говорить, — и поверьте мне, для уверток, блефа и лжи сейчас не время. Так скажите правду: вы знаете разгадку?
— Да.
Она слегка улыбнулась, сняла руку с моего плеча и сказала:
— Тогда продолжать это фехтование не имеет смысла.
Я бросился на нее. Если бы она стреляла из кармана, она могла бы меня застрелить. Но она попыталась вытащить пистолет. Я успел схватить ее за руку. Пуля ушла в землю между нашими ногами. Ногти ее свободной руки сняли три красных ленты с моей щеки. Я уткнулся головой ей в шею, подставил бедро раньше, чем она ударила коленом, сильно прижал ее к себе и руку с пистолетом завернул ей
— Все в порядке, пьяных нет, — сказал я ему, не вполне владея голосом.
— Пришлось стрелять? — спросил он, глядя на неподвижно лежавшую женщину.
— Нет, цела. Посмотри, чтобы шофер не рыпался.
Макман ушел. Арония села, подобрала ноги и потерла запястье. Я сказал:
— Вот и вторая цель вашего приезда; хотя я думал, что это предназначалось для миссис Коллинсон.
Арония поднялась молча. Я ей помогать не стал — она почувствовала бы, как у меня дрожат руки.
— Раз мы зашли так далеко, не вредно и даже полезно будет поговорить.
— Пользы теперь ни от чего не будет. — Она поправила шляпу. — Вы сказали, что все знаете. Тогда хитрости бесполезны, а помочь могли только хитрости. — Она поежилась. — Ну, что теперь?
— Теперь ничего, только постарайтесь помнить, что время отчаянных действий прошло. Такого рода истории делятся на три части: поимка, осуждение и наказание. Согласимся, что по поводу первого делать уже нечего, а… каковы калифорнийские суды и тюрьмы, вы сами знаете.
— Почему вы мне это говорите?
— Потому что не люблю, когда в меня стреляют, потому что, когда работа сделана, не люблю, чтобы болтались свободные концы. Я не стремлюсь к тому, чтобы вас осудили за участие в афере, но вы мешаете — суетесь и мутите воду. Отправляйтесь домой и сидите смирно.
Мы оба не произнесли ни слова, покуда не вернулись к ее лимузину.
Тут она повернулась, протянула мне руку и сказала:
— Я думаю… не знаю, но мне кажется, что теперь я вам обязана еще больше.
Я ничего не ответил и не подал руки. А она, может быть, потому, что рука все равно была протянута, спросила:
— Вы вернете мне пистолет?
— Нет.
— Тогда передадите миссис Коллинсон привет и сожаления, что я не смогла с ней увидеться?
— Да.
Она сказала: «До свидания», — и села в машину; я снял шляпу, и она уехала.
22. Признания
Парадную дверь мне открыл Мики Лайнен. Он глянул на мою расцарапанную физиономию и засмеялся:
— Ну и везет тебе с женщинами. Нужно сначала уговорить, а уж потом набрасываться. Поберег бы шкуру. — Он показал большим пальцем на потолок. — Поднимись к ней, урезонь. Черт-те что вытворяет.
Я поднялся в комнату Габриэлы. Она сидела посередке растерзанной постели, дергая себя за волосы. Ее потное лицо выглядело на все тридцать пять. Из горла рвались жалобные повизгивания.
— Нелегко приходится? — спросил я с порога.
Она подняла руки от волос.
— Я не умру? — Вопрос еле продрался сквозь стиснутые зубы.
— Ни в коем случае.
Она всхлипнула и легла. Я натянул на нее одеяло. Она пожаловалась, что в горле какой-то комок, челюсти ноют, а под коленками боль.