Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)
Шрифт:
— Значит… — начала она.
— У него есть неделя или дней пять, чтобы распутаться с вашими делами. Этого должно хватить.
— Но…
Нас прервала миссис Херман, позвав обедать.
Габриэла почти не прикоснулась к еде. Беседу вели в основном мы с ней, но потом я втянул в разговор Мики, и он стал рассказывать об одном своем деле в городе Юрика, где ему пришлось изображать иностранца, не понимающего по-английски. Поскольку другими языками, кроме английского, он не владеет, а в Юрике непременно встретишь представителя любой
После обеда мы с ним вышли прогуляться в сгущавшихся весенних сумерках.
— Макман приедет утром, — сказал я ему. — Будете с ним на стреме. Смены поделите как вам удобно, но один непременно должен быть на посту.
— Себе работку поприятней выбрал, — пожаловался он. — Ты что тут устраиваешь — западню?
— Возможно.
— Возможно. Ну да. Сам не знаешь, что затеваешь. Просто время тянешь — авось подфартит.
— Плоды умной стратегии тупицам всегда кажутся фартом. У Дика есть новости?
— Нет. Из дома Эндрюс приехал прямо сюда.
Парадная дверь открылась, и на террасу упал желтый свет. В желтом проеме появилась Габриэла в темной накидке, закрыла дверь и спустилась на дорожку.
— Вздремни, если хочешь, — сказал я Мики. — Я тебя вызову, когда вернусь. Тебе ведь до утра на часах стоять.
— Ну и миляга же ты. — Он засмеялся в темноте. — Ей-богу, миляга.
— Там в автомобиле четверть джина.
— Ну? Что же ты сразу не сказал, а мучил меня разговорами? — Он устремился прочь, и трава зашелестела у него под ногами.
Я вернулся на дорожку, подошел к Габриэле.
— Правда, красивая ночь? — сказала она.
— Но вам не стоит бродить в темноте, даже если неприятности ваши практически кончились.
— Я и не собиралась, — ответила она, взяв меня под руку. — А что значит: практически кончились?
— Осталось разобраться кое с какими мелочами — например, с морфием.
Она поежилась и сказала:
— Мне хватит только на сегодняшний вечер. Вы обещали…
— Утром прибудут пятьдесят гран.
Она молчала, как будто дожидаясь, что я еще скажу. Я больше ничего не сказал. Она помяла мне рукав.
— Вы говорили, что вылечить меня будет нетрудно. — Она произнесла это полувопросительно, словно думала, что я буду отпираться.
— Нетрудно.
— И что можно будет… — Она оборвала фразу.
— Заняться этим, пока мы здесь?
— Да.
— Хотите? — спросил я. — Если нет, то и смысла нет.
— Хочу ли я? — Она остановилась на дороге и повернулась ко мне. — Я бы отдала… — Она всхлипнула и не закончила фразу. Потом снова заговорила тонким, звенящим голосом: — Вы искренни со мной? То, что вы мне говорили… все, что говорили вчера вечером и сегодня, — это правда, или вы меня
Возможно, она была помешанной, но дурой не была. Я дал ответ, который счел сейчас наилучшим:
— Ваше доверие ко мне зиждется на моем доверии к вам. Если мое не оправдано, то и ваше тоже. Поэтому разрешите сперва задать вопрос: вы лгали мне, когда сказали: «Не хочу быть порочной?»
— Нет, не хочу. Не хочу.
— Хорошо, — сказал я с решительным видом, словно все сомнения теперь отпали. — Раз вы хотите избавиться от этой, дряни, мы избавимся.
— Сколько… сколько для этого надо времени?
— Ну, скажем, неделя. Для верности. Может быть, меньше.
— Нет, правда? Не больше?
— В решающей части — нет. Какое-то время после этого вам надо остерегаться, пока организм не перестроится, но от привычки вы уже избавитесь.
— Мне будет очень тяжело?
— Денька два будут плохие; но не такие плохие, как вам покажется, и отцовский характер поможет вам выдержать.
— А если, — медленно сказала она, — я пойму, что это мне не по силам, можно будет…
— Дать задний ход? Нет уж, — весело пообещал я. — Билет вы берете в один конец.
Она опять поежилась и спросила:
— Когда мы начнем?
— Послезавтра. Завтра угоститесь, как обычно, только не набирайтесь впрок. И не надо волноваться. Мне придется хуже, чем вам: мне придется вас терпеть.
— Но вы сделаете скидку… отнесетесь с пониманием… если в это время буду вести себя не совсем воспитанно? Даже если стану злобной?
— Не знаю. — Мне не хотелось заранее давать ей индульгенцию. — Что же это за воспитанность, если от небольших неудобств она превращается в злобу?
— Да, но… — Она запнулась, наморщила лоб и сказала: — А нельзя отослать миссис Херман? Я не хочу… не хочу, чтобы она видела меня.
— Утром ее отправлю.
— Если я… вы не будете пускать ко мне других, если… если буду безобразничать?
— Не буду пускать, — пообещал я. — Слушайте, по-моему, вы собираетесь устроить представление. Перестаньте об этом думать. Будьте паинькой. Без фокусов, прошу вас.
Она неожиданно засмеялась и спросила:
— А если буду фокусничать, побьете?
Я сказал, что возраст у нее вполне юный, отшлепать иногда не мешает.
21. Арония Холдорн
На другое утро в половине восьмого появилась Мери Нуньес. Мики Лайнен отвез миссис Херман в Кесаду, а обратно привез Макмана и запас еды.
Приземистый, широкоплечий Макман был отставным солдатом и сохранил военную выправку. За десять лет службы его угрюмое лицо с жестким ртом и тяжелой челюстью приобрело цвет мореного дуба. Он был отличный солдат: шел, куда послали, стоял, где поставили, делал, что приказали, — на другое у него не хватило бы воображения.