Совьетика
Шрифт:
“Пусть убираются в свой Дублин!” – шептали по углам, а иногда и говорили вслух о католиках его протестантские сокурсники. Хотя Джеффри и такие, как он, родились и выросли на этой отобранной когда-то у их предков земле. (До сих пор ещё люди здесь помнят, какой семье принадлежал тот или иной участок до начала колонизации!)
Но Джеффри не собиралcя покидать Север. Он слишком любил свою родину для этого и даже в Дублине чувствовал себя слегка потерянным. И хотя ему хотелось увидеть объединенную Ирландию, но сделать для этого что-нибудь означало бы подвергнуть риску будущую зарплату в 30.000 фунтов стерлингов в год, а он уже так хорошо рассчитал, что он купит на эти деньги через 2 года… Ради этого он готов был потуже затянуть на себе пояс сейчас.
Сами видите, насколько мы были непохожи. Я уже говорила, что бояться я не привыкла – и потому не боялась ничего. Ведь в CCСР 70-х можно было до утра гулять по улицам, не
Но то, что он мне описывал, захватило мое воображение. Было очень похоже на парк Юрского периода. Неужели может быть в наши дни, в Европе такое место?
Что-то в Севере влекло меня к себе неумолимо – наверно, опять-таки теплая память о детстве, из которой проклюнулась теперь и упрямо тянулась к солнцу жажда узнать , а какие же они на самом деле, те “бесстрашные северные ветры”, прославляемые в ирландской республиканской балладе- североирландские католики-республиканцы, ибо выросла я с примером хрупкого и стойкого солдата ирландской свободы Бобби Cэндсa перед глазами, чья застенчивая улыбка с детства врезалась мне в память…
Вскоре я перешла в Дублине на новую работу – платили там на 2500 фунтов в год больше, к дому она была намного ближе, пешком можно было ходить, по красивой дороге вдоль канала. Но очень скоро я об этом переходе сильно пожалела.
Конечно, у меня не было иллюзий насчет того, что на новом месте меня встретит человеческий контингент с какими-то другими взглядами на жизнь и интересами. Но дело было даже не в этом.
Новая фирма – известная, американская! – напоминала мне большой инкубатор, в котором каждая курица… пардон, сотрудник! занимала свою ячейку и сидела весь день безвылазно. Общение между «курями» было сведено до минимума, каждая из них сидела за компьютером не разгибаясь и заносила в него заказы- даже не на компьютерные программы этой фирмы, а только на одни ее лицензии! Я чувствовала себя продавцом воздуха. Заказов было такое количество, что при поступлении на работу в контракте, который мы подписывали, специально оговаривалось, что в конце каждого квартала работа будет ненормированной – нас будут держать в офисе столько, сколько захотят хозяева, без какой бы то ни было оплаты сверхурочных. Могут по окончании квартала дать за него премию, но могут и не дать. А сверхурочные оплачивались натурой: фирма покупала сотрудникам дешевый ужин «на вынос» в какой-нибудь “Pizza Hut”, который они поглощали тут же, на рабочем месте, и продолжали работать дотемна… Такое рабство – чтобы работать за кормежку- никому в Советском Союзе и не снилось! На мамином заводе рабочие чуть не ругались между собой из-за сверхурочных, потому что за них платили вдвое от нормальной зарплаты. Даже за поездку в колхоз, и то, не только платили обычную зарплату по месту основной работы, но и давали отгул или день к ежегодному отпуску!
Готовили нас к новой работе только 3 дня, из которых целый день ушел на захватывающе интересный тренинг под названием «Как распознать гражданина нехороших держав (список прилагается: Югославия, Куба, Ирак, Иран, Северная Корея, Ливия), которые коварно попытаются приобрести нашу лицензию». Одному господу богу известно, каких сил мне стоило ни разу вслух не расхохотаться, слушая этот бред сивой американской кобылы. Несколько раз я была очень к тому близка.
У меня невероятной силы идиосинкразия на американского фасона аббревиатуры: все эти Ди- Джеи, Си-Эс-Ары, Ти-Эс-Ары и тому подобные Найн-Илевен. На мой взгляд, лексикон может быть переполнен ими до такой степени только от умственной нищеты и лени. А в этом офисе только на таком языке и говорили. Как можно было за два дня запомнить, какой из формуляров каким сокращением называется, не зная его полного значения – и самое главное, зачем это было нужно?
Это был в подавляющем большинстве своем женский коллектив. Все молодые девушки – с высшим образованием, со знанием иногда даже больше чем одного иностранного языка. Язык был нужен только для того, чтобы помочь клиентам в других странах разыскать затерянную где-то на почте лицензию. Любой полуграмотный недоучка мог бы заносить в компьютер номерочки с числом отправляемых лицензий и подшивать заказы в папочку. Уже на вторую неделю я взвыла. Для чего здесь вообще нужно высшее образование? Это было вопиющее расходование человеческого таланта и знаний!
Очень скоро я стала ходить на работу по утрам с отвращением – с таким сильным, что у меня начинал болеть живот даже не когда я к зданию подходила, а когда у меня утром звонил будильник. Моя новая начальница как чувствовала это – и относилась ко мне так, что казалось, вот-вот по-собачьи на меня зарычит. При одном ее виде мне хотелось спрятаться или сигануть вниз головой в пролет лестницы. Такого у меня в Ирландии еще не бывало.
Тем
Я уже совсем было отчаялась, когда из книжки выпала бумажка с телефоном Финнулы. Давясь слезами, я позвонила ей. К моему удивлению, она поняла меня с полуслова.
– Приезжай сейчас же к нам! Мы тебя около метро встретим.
… Финнула с дочкой ждали меня под мостом, прячась от дождя. Я просидела в гостях у нее до 2 часов ночи, познакомившись там с ее сыном, вдумчивым мальчиком лет 8, который не только играл в оловянных солдатиков, разыгрывая битву в Ватерлоо, но и задавал невероятно глубокие для его возраста политические вопросы. Ответы на все эти вопросы- ответы обстоятельные, с неотразимыми аргументами- давал Финнулин муж Финтан: худенький седовласый мужчина с тихим голосом и большим, как у статуэток бабы-яги, которые здесь продают на Хэллоуин, носом. Он ни разу не сказал, что мы, коммунисты, для него «были дьяволами». И он прекрасно понимал и был осведомлен о том, что на самом деле происходит на Балканах!
Я тогда еще не представляла себе, что это за удивительный человек.
…После объявления «мира» в Югославии и оккупации Косова я была совершенно уверена в том, что югославы развернут против оккупантов партизанскую войну: ведь у них такой богатый исторический опыт по этой части, ведь из бомбежек их армия вышла практически нетронутой (тогда зачем ее было сохранять, если не для этого?), ведь Косово- это самое историческое сердце земли сербской…
К моему глубокому разочарованию, не последовало ни одной настоящей партизанской акции. Да, Россия предала югославов, да, она сыграла в этой войне позорную роль, но сидеть и ждать, что твою землю защитит кто-то другой, кроме тебя… Брали бы пример с иракцев и афганцев, которые ни на кого не ссылаются – а ведь их предала не только одна страна, а целая Организация Объединенных Наций! Конечно, говорить всегда легче, чем действовать, но если бы враг оккупировал мой родной город, я бы этого однозначно не потерпела. Но зараженные бациллой «цивилизованнности» югославы вместо этого бежали из Косова под напором самых настоящих этнических чисток – о которых на Западе молчат в тряпочку! – да время от времени слезно жалуются на свою долю. Кому? Да все тому же «цивилизованному» миру, который их и бомбил в первую очередь – то есть, оккупантам- миру, который сделал все от него зависящее, чтобы нынешние этнические чистки стали возможными!
Видимо, сопротивление оккупантам (подлинное, а не распевание рок-песенок на площадях, стояние на мостах и ношение мерчандайза с символикой, вроде маек с «Я тоже мишень!») на сегодня в мире – удел «нецивилизованных» народов. «Цивилизованные» напрочь загипнотизированы волшебной фразой мирового империализма – « а что о нас подумает мировое сообщество?». И потому беззащитны. …
– Надо нам будет как-нибудь пригласить тебя – выступишь перед нашими ребятами со своими воспоминаниями о повседневной жизни в Советском Союзе, а? Как ты на это смотришь? – спросил Финтан.
– Положительно! – ответила я. На душе у меня медленно светлело
Глава 8. В краю непуганых мракобесов
«- Ты пацак, ты пацак и он пацак. А я чатланин, и они чатлане! Так что ты цак надень
и в пепелаце сиди, ясно?
– Что?
– Посмотри на меня в визатор, родной… Какая точка отвечает? Зелёная.
Теперь на него посмотри – тоже зелёная. И у тебя зелёная. А теперь на
Уэфа посмотри – какая точка? Оранжевая? Это потому, что он чатланин!
Ну, понимаешь?
– Чего?
– Плюк – чатланская планета. Поэтому мы, пацаки, должны цаки носить…
– Да-а! И перед нами, чатланами, должны делать вот так!
– Владимир Николаевич, это оголтелый расизм.»
«- Извините, а чатлане и пацаки – это национальность?
– Нет.
– Биологический фактор?
– Нет.
– Лица с других планет?
– Нет.
– А в чём они друг от друга отличаются?
– Ты что, дальтоник, Скрипач – зелёный цвет от оранжевого отличить
не можешь? Турист…»
«Общество, в котором нет цветовой дифференциации штанов, лишено цели «