Совьетика

Маленко Ирина

… Интересно, с чего мне начать свой рассказ, если говорить о Советском Союзе? Я закрываю глаза и пытаюсь его вспомнить. Многие вещи трудно передать словами человеку, который их себе не представляет. Который всю свою жизнь дышал другим воздузом…

Сначала перед моим мысленным взором возникает почему-то ботанический сад и парк возле Тимирязевки, мимо которого мы с девчатами ездили каждый день на трамвае, когда работали в стройотряде – бескрайний, зеленый и тихий… станция юннатов в нашем городе, где я сажала настурции утром перед школой… потом – засека у нас же под городом, в которую мы ходили раза два в год; весной собирать первые цветы: раскрывающиеся

когда нет еще даже травы желтенькие «цыплятки» мать-и-мачехи, или в мае за черемухой и осенью – за кленовыми листьями…сырой и терпкий запах этих палых кленовых листьев, пылающих всеми оттенками желтого, красного и оранжевого с зелеными прожилками… то, как они шуршат под ногами… обелиск неизвестному солдату между деревьев – защитнику своей Родины, а не павшему бессмысленно где-то в заграничных окопах ради того, чтобы чьи-то кошельки стали еще толще, как британские и ирландские «герои» Первой Мировой….

Дедушка как-то раз потерял меня там, в то время как сам держал меня на руках: «Господи, а где же Женя?” Как звонко хохотала над ним бабушка… Сейчас половина этой засеки вырублена под частные гаражи. Вот-вот подберутся и к памятнику.

… Переезд Тамарочки на новую квартиру, которую ей дали, как и полагалось, бесплатно, когда сносили ее старый дом – зимой, на санях; то, как мы весело втаскивали ее вещи на 6 этаж, как она радовалась, открывая на кухне кран с водой… запах блинов на новоселье… То, как я пила дома у бабушки сладкий чай внакладку – со сливочными ванильными сухарями : накрашивала их с стакан, вылавливала чуть размокшие кусочки ложкой, а сам чай выливала в раковину… Бабушкины рассказы о том, как один из ребят, с которым они вместе в одной компании ходили в кино до войны, стал летчиком и дважды героем Советского Союза и героически погиб в 1942 году. Он был на год ее моложе…

…Эстафета Олимпийского огня у нас на стадионе… мой отец тоже нес факел на одном из ее этапов, и теперь этот факел висит у него дома на стенке…когда она проходила через наш город, городские власти выкрасили заборы во всех частных домах, если они были еще не покрашены: естественно, бесплатно, и частные старые кварталы зазеленели как новенькие цветом «хаки»- самой доступной в нашем городе в то время краской…Вопрос о том, что сколько стоит, просто не вставал: если надо для людей – значит, надо…И самое первое, что меня так шокировало на Западе – это вечные, бесконечные разговоры о деньгах. От этого становилось тоскливо на душе. Как же можно так жить, когда все только деньгами измеряется? Самим-то не противно?

Для нас деньги были второстепенным, а говорить о них – плохим тоном. Деньги должны быть только инструментом людей, а не наоборот. Не говорим же мы целый день напролет о диване, на котором сидим, о шапке, которую носим на голове или об унитазе! Все эти вещи существуют, и они нужны, но они не занимают целиком и полностью наше воображение – до того, что мы неспособны больше думать ни о чем, кроме них. И деньги для нас ничем по значению от этих вещей не отличались. Именно поэтому мы были неизмеримо свободнее духом и могли заниматься творчеством. Именно потому, что это изменилось, наши нынешние писатели и режиссеры и не способны сегодня ничего достойного создать: их слишком занимают мысли, где найти спонсоров и как им угодить…Это пострашнее любой цензуры!

Насколько я теперь вижу, кстати, советская цензура была направлена прежде всего на поддержание качества – фильмов, книг, песен… Ни один худсовет не пропустил бы ту белиберду,

что несется сегодня с экранов наших телевизоров! Например, такую вот «патриотическую» бредятину:

«Мой Ваня твёрдо знает что почём.ю

В делах как волк и ураган в постели,

К тому же всё что надо – всё при нём,

Карман при бабках и душа при теле.

К тому же Ваня домашний такой,

Неприхотливый, ручной.

Мама, на кой сдались нам эти Штаты,

Мама, здесь тоже можно жить богато,

Мама, не стоит плакать, я русского люблю!»

Для советского человека это – «куплеты инопланетян». Причем инопланетян умственно и душевно недоразвитых.

Перед глазами моими встает залитый солнцем склон оврага, красный от лесной земляники. Я бегу по нему, а в душе все поет как мамин переносной приемник:

«Лучами красит солнышко стальное полотно,

А я гляжу без устали в вагонное окно.

Леса, равнины русские, пригорки да кусты,

Платформы деревянные, железные мосты…

Любимая, зелёная, знакомая, широкая,

Земля моя ты, Родина, привольное житьё!

Эх, сколько мною езжено, эх, сколько мною пройдено,

Эх, сколько мною видано – и всё вокруг моё!

То фабрика кирпичная – высокая труба,

То хата побеленная, то в поле молотьба…

И всё-то сердцу дорого, и нет версты такой,

Посёлка или города, чтоб был тебе чужой!

Любимая, зелёная, знакомая, широкая,

Земля моя ты, Родина, привольное житьё!

Эх, сколько мною езжено, эх, сколько мною пройдено,

Эх, сколько мною видано – и всё вокруг моё!

Уже роса за стёклами, уже видать луну,

А я стою, прикованный к вагонному окну…

Уже пора посвечивать ночному фонарю,

А я гляжу на сумерки и тихо говорю:

Любимая, зелёная, знакомая, широкая,

Земля моя ты, Родина, привольное житьё!

Эх, сколько мною езжено, эх, сколько мною пройдено,

Эх, сколько мною видано – и всё теперь моё! »

Вот оно – мое мироощущение в СССР!

И что мне там какие-то «карманы с бабками» того или иного кретина!

…Есть вещи, о которых я не люблю вспоминать – например, ту самую, первую поездку в Голландию, организованную «молодым Рейганом» на западные гранты – для того, чтобы запудрить нашим молодым людям мозги…

Но иногда полезно это вспомнить. На ошибках учатся.

… В конце концов мы оформили все документы и стали ждать. Но поездка все откладывалась, и было непонятно, для чего вообще пороли такую горячку и нас так торопили. Незаметно подкрался декабрь, выпал снег, мы даже досрочно сдали зимнюю сессию – на всякий случай, а никаких новостей о Голландии все еще так и не было. Лида с Любой даже начали подтрунивать надо мной – правда, беззлобно, да я и не обижалась, потому что не я ведь просилась в эту поездку. Меня решили в нее послать.

– Зато у меня теперь будут длинные зимние каникулы, а вам еще сессию сдавать! – сказала я им.

Поскольку у меня неожиданно оказалась уйма свободного времени после досрочной сдачи сессии, мне пришло в голову то, на что я обычно не отважилась бы: повторить Лидин «подвиг», поехав «на Родину героя», только теперь уже не Лидиного, а своего – и не на Родину, а туда, где он жил. Мне очень захотелось посмотреть, где живет мой новый герой Володя Зелинский…

Его адрес я взяла в паспортном столе. Теперь я знала даже его отчество и день рождения.Он не обманул нас, что день рождения у него на Новый год – я-то было подумала, что он шутит потому, что не хочет говорить…