Будучи не из тех, что, высоко котируясь,Отказались от прошлого,Весь день яБезжалостно цитируюЛюбимейшее произведение.О Баяне, соловью старого времени(Хорошо поешь, где-то сядешь?),Рыщешь в тропу Троянью с романтикой у стремени,А любо — лелеешь Святославовы насады.Садись, старик,ПобеседуемНа тему:Нечего о прошлом сетовать.Нам под жизнь отведен замечательный век,Нам вручены силы:Недр, ветров, пара, солнца и рек,—Словом, векИзумительно милый.Незачем ходить далеко —Сверяться в исторических толках,Скажи мне:Сколько вековВалялась без дел такая река, как Волхов?С гусель яровчатых веселого СадкаМедом сыченым песнь текла,И будто бы с рукавов бобровых ВолховныКатились Волхова волны…А косматые бородачи,Надевши красные рубахи,Подпоясывали мечиИ, как бесстрашные рубаки,Для
потехи, на досуге,Оседлав ладьи да струги,Плыли к стойбищам полянГрабить мирных поселян…Лелеял Волхов белорунныйКорму высокую ладьи,И запевал Садко,Перебирая струны,Про то, как плавали они.Рассказывал под гуслярный звон,Как вздорил с Новгородом он: Эх, я ли тебя, ты ли меня! От славного города Новгорода, От славного озера Ильменя Выбегали, Выгребали Тридцать кораблей, Тридцать кораблей — Един корабь.Базарь, ушкуйники, да грабь.Мы здесь погуливали летось!А после,Именем культуры,Историки литературыПро это самое —Про «летось» —Сказали каменное:«Эпос!»Я не считаю пустякомНаш эпос, слаженный на диво,В нем мастера речитативаСдружили слово со стихом.Но думается, чтоНелепо-сУвесистое слово«Эпос».Зачем лирическую песню,Где отразились век и класс,Прозвали эпосом у нас?С их-то руки,То есть с тех пор,В сонных томах на книжных полкахИ на губах у рифмачейИграет пряной брагой Волхов,Неся лихих бородачей.А между темОн уяснил,Что онНе «эпос»,Что он молодИ чувствует машинный голодВсейМассой лошадиных сил,Бушующей в его валах.Что «эпос» — тесно и старо,Что зря лелеять гусляров.Пришел мускулистый галах —Другой, не пьяница Буслаев,Что Новгороду нагрубил……………………………И вот,На Ленина ссылаясь,Всей тяжестью, сгущенной в волнах,Торжественно клокочет Волхов,Вращая лопасти турбин.Я видел тысячиРучьев,Речушек,Речек,Рек — неудержимого бега,—Попавший к ним в оборот человекДелался прозрачнее снега.У них с весны работы по горло:Питать рыб,Носить суда,—Но только ВолховПо-настоящему гордоНесет красное знамя труда.Судите:Мало ли Волхову дел,Легка ли валамРабота,ЕжелиВал ВолховаБел —В белой кипени пота.Седобород и гриваст,Вал ВолховаИдет вприсядку,Громом обдастКак пить дастИ…Мимо!Без пересадки!ТревогуОт нехватки сил,Но чтобы накалить кабелейВсё заглушающий звон,Он падалПоследней каплей,Равной тысячам тонн!Я спрашиваю:Каждому ли вдомекТакое самосвержение?Волхов,Как сердце, сжимается в комокНеопровержимого напряжения!Когда нарушается связьУзко ограниченной зоныИ материя, раздробись,Превращается в электроны,Когда в грохотеИ в кипеньеСтали,В сплошном пеньеГудковСплошь нарушено сердцебиение(И столько лет не сдались —Неуклонно стройны!),Когда строится социализмСилами одной страны!1931–1932
382. ИЗ ЦИКЛА «ДИКИЕ ПЕСНИ»
1
О, как давно я не пил за белою скатертью чаю,Как давно мой каблук не стучал об асфальт и торец,И песни мои дичают,И я дичаю, их веселый отец.Где слова мои — быстрые рыбки,Пересекавшие звонкий поток?Возьмешь книгу и прошлогодней улыбкиНайдешь засушенный на память цветок.Он ласково твой взор повстречаетИ тихонько запоет,И ты увидишь, как песни мои дичаютИ как дичает сердце мое.Возьми и перелистай, если можешь,Эти сухие цветы,И ты найдешь под умершей кожейЖивые сны мои и мечты.
2
Дело было к весне,Накануне мая,Шел, как полагается, снег,По улицам пыль подымая.И я, тишины тише,Той, что, грустя, поет,Прислушивался, как бьется вышеВеселое сердце мое.Шел снег в густой оправеФилигранного серебра,Я думал: «А разве вправеСердце рваться из-под ребра?Разве вправе оно на свободуПроситься, памятуя о том,Что, как воду, горячий воздухЛовлю обгоревшим ртом?»Воздух обжигал губы,Как и всякому, кто поет,И шло постепенно на убыльВеселое счастье мое.
3
В решетку солнышко разграфлено,И потому так душно и темно,И потому в глазах такая муть,И хочется поверх тоски взглянутьВ лицо весны такой большой и теплой,Сверкающей на кирпичах и стеклах.И хочется глаза открыть как можно шире,Чтоб увидать, как всё свежеет в мире:Как крепнут мускулы, как набухают почки,Как на дворах резвится детвора,Как, разговаривая, идут трактора,Распахивая впадины и кочки.Я вышел бы, как прежде, на крыльцо,Чтоб ветер брызнул дождиком в лицо,Чтобы обжег скользящий с синих кручОтточенный звонкоголосый луч.Но ветра нет, и душно и темно,Откуда
он возьмется, звонкий луч-то,Сквозь этот мрак тяжелый, потому чтоВ решетку солнышко разграфлено.1934–1935
383. ОБРАЩЕНИЕ К ЛЮБИМОЙ НЕПОСРЕДСТВЕННО
1
Дай на прощанье поцелую в лоб,Чтоб грустью память не томилась,Чтоб всё забылось, всё прошло,Прошедшее чтоб стало мило. Дай на прощанье поцелую в лоб…Дай руку поцелую — будь здорова,Вновь окунусь в задумчивый покой,Разбавленный прохладною тоской. Дай поцелую руку — будь здорова!Теперь последний поцелуй — в глаза.За их задумчивое, теплое сиянье,Чтоб снова улыбнулись при свиданьи. Один последний поцелуй — в глаза!
2
Ты не приехала, а жалко —Тебя готовились встречатьРябины в сарафанах жаркихИ в штофных шалях на плечах…Гадали: конной или пешейПрибудешь ты… А день горел…Чем их печаль теперь утешить?Тем, что приедешь в декабре?Лес, выслав встречу, выстлал тропыКоврами… День был тих и синь…Чем успокоить горький ропотГрустящих о тебе осин?Как приглашать тебя?.. КакоюВсесильной песней заманить?..Здесь всё насыщено тоскою,Всё ждет тебя, считая дни!Октябрь 1938
384. НЕ ВЕРЮ!
Я мир прошел из края в край —Земля мокраОт слез…Мир мраком и чумой обросДо самых глазКак раз…Тут духоты —Не продышать — от крови,Тут темнотыИ тошнотыС краями вровень!Мир оплыл жиром!Тут тоски —С пеленок и до гробовой доскиНе расхлебать всем миром!Тут пухнет с голоду бедняк,Не видя света,—Ни хлеба, ни мечты, ни дня.Да разве это Жизнь, когдаСплошной туман и кровь!Смерть формирует поездаИ гонит в бой любовь!..Я мир прошел из края в край —У мира морда зверя,От крови вся земля мокра,—И всё ж не верю!Не верю в ночь и в темноту;Не верю в смерть и в пустоту;Не верю в голод, в кровь и вой;Ни в бойню пополам с чумой;Пока на небе солнце есть,Есть освещающие весьМир звезды на седом Кремле —Есть правда на земле!Есть в мире майская гроза —На страх гнетущей мгле;Глядящая во все глазаЕсть стража на земле;Есть труд — славнее всяких слав,Есть песен медьИ право выше всяких прав —Творить и петь;Есть доблесть в боевом строю,Есть смерть за родину в бою,Есть звезды на седом Кремле —Есть счастье на земле!1939
385. ПРОЛИВ ДЕТСТВА
Будто у этой ночи есть свое теплое невиданное греющее солнце.
И. А. Гончаров
Ты спишь — щенок щенком, уткнувши нос в ладошки,Прижмурив взгляда омут голубой…Ты спишь и видишь: за ночным окошкомК большой луне, мурлыча словно кошка,Разнежась, ластится недремлющий прибой…Вдоль побережья трав безбрежное кипенье,Ласкающее спящие зрачки,—В них будто в море мира отраженьеПлывет торжественно… Задвижки и крючкиНе в силах воспретить ему плескаться в спальне,Запорам не смирить неукротимый бег,—Сквозь камень стен, сквозь древесину ставнейОно проникло в комнату к тебе!Тебя невидимо ночное солнце греет —На лбу солоноватая роса…И шумный мир не для тебя стареет;Ты дышишь глубже, чище и острее,Ты видишь белые, как сахар, паруса,Ты твердою ногой на палубу ступаешь,Ты бродишь в зарослях, ты покоряешь мир;Старуха жизнь, на радости скупая,С тобой щедра, боец и командир!Я вижу, ты оседлываешь ветер,—Он крутится, виляя и юля,Но он тебе и лучший друг на свете,Он ветер времени — у ног твоих земля!Ты мне не сын, ты мне чужой ребенок,Я имени не знаю твоего,Но голос твой знаком, он золотист и звонок,Нежней, пожалуй, солнца самого!Ты мне не сын, но чувствую, как дышишь,Чужого счастия любимая слеза.Я не встречал тебя и имени не слышал,Но снам твоим заглядывал в глаза!Я знаю, что лицом ты в наше время вышел,Что не рожден ты для обид и бедИ что для матери нет в мире счастья выше,Чем заглянуть в твой розовый расцвет,Наполненный весенним жарким соком,Что в мире выше нет звезды твоей высокой!С реальностью такое детство в ссоре,Мне скажут — влаги розовой стакан!..Но я ж не говорил, что детство — это море,Оно лишь только путь в просторный океан!..1939
386. «День распускается ярким…»
День распускается яркимВенчиком лютика. ЗнойСияющий и жаркийНад задремавшей рекой!..Ласточка крылом режетТонкий шелк вышины;Цветет над побережьемВоздушный лес тишины…Стрекозы зеленокрылой трепет,Дробя стекло синевы,Уплывает в лепет,В лепет, в шелест листвы…Ив полупрозрачные ветви,Склонившись на грудь воды,Будто читают ветромОставленные следы…И ты стоишь не дыша, внимаяМелодии сладостного молчанья,Всё видя, всё слыша, всё понимаяВсевидением печали.Вставай же из мглы безвестнойНа солнечный светлый пир,С высокого берега песниЕще необъятней мир!1941
САМУИЛ РОСИН
Самуил Израилевич Росин родился в 1892 году в местечке Шумячи, Могилевской губернии. Его отец — возчик. Семья жила бедно, и Росину не пришлось учиться. Он стал работать маляром и одновременно занимался самообразованием, много читал.
В начале 20-х годов Росин переезжает в Москву. Одно время служит воспитателем в детском доме, а потом целиком отдается литературной деятельности.
Писать стихи Росин начал с 14-ти лет. Первое стихотворение, «Поденщику», опубликовал в 1917 году. В 1919 году выпустил сборник поэм для детей «Бабушкины сказки», построенный на фольклорном материале. В том же году вышел сборник лирических стихов поэта «Раковины». В последующие годы Росин выпускает поэму «Сияние» (1922), сборник «Ко всем нам» (1929), поэму «Сыны и дочери» (1934), книги «Жатва» (1935), «Влюбленный» (1938). С каждой новой книгой Росин совершенствовался как тонкий и глубокий лирик. Предвоенные стихи Росина полны предчувствия опасности, нависшей над страной, и сознания своей ответственности за все происходящее в мире.