Совместный исход. 1976
Шрифт:
«То, что Вы сделали для людей, для мира - известно всем. К сожалению, к этому, как к воздуху и повседневной пище, начинают привыкать. Но эти вещи непродящи, они остаются в истории, в памяти народов. И ... я хотел бы обратить внимание на одну вещь. В Ваших мыслях и в Ваших делах вопрос о мире охватил не только все области политики (внешнюю и внутреннюю), но он стал и вопросом партийной идеологии.
Ленин видел и понимал, что тогда еще нельзя было устранить войну. Но он всегда подходил к миру, как к передышке, а к войне, как к условию для революционного действия.
Потом мы знали период, когда с помощью разговоров о мире хотели лишь обмануть своего противника. Так как пользовались им как тактическим оружием. И это только усугубило опасность войны. Это настолько обострило и запутало ситуацию, что в 1964
К сожалению такое представление о политике мира не изжито и сейчас. Именно поэтому есть сопротивление и непонимание.
Ваша искренность и убежденность в борьбе за мир воплотили в себе живое опровержение разговоров о том, что мир несовместим с революцией. Вы лично доказали, что в наше время быть верным партийной идеологии, марксизму-ленинизму, быть революционером - это значит быть страстным борцом за мир. В этом смысле нашей партии очень повезло. Прежде всего именно Вы обеспечили ей тот авторитет, который заслужил народ не только за Победу над фашизмом».
Обстановка была очень простая. Нас было шестеро международников, не считая генерала, егеря, . и потом он позвал еще двоих охранников, очень симпатичных ребят.
Сам Леонид Ильич говорил несколько раз. Отмечал и преувеличение в тостах. Но, между прочим, сказал, что мечтает написать книгу «Анкета и жизнь», - т.е. что стоит в его жизни за каждой строчкой «краткой биографии» с плакатов, которые вывешивают на улицах перед выборами в Верховный Совет. Эта тема широко обсуждалась в тостах и вообще была, естественно, главным предметом разговора за столом. Под конец его упросили почитать стихи. И он опять (как в 1967 году в «шалаше») читал очень выразительно Апухтина, Есенина, еще кого-то.
Вообще в нем что-то есть от актерского дара. На другое утро, еще немножко хмельной, он почему-то вспомнил парад Победы 1945 года. Встал и рассказал три эпизода: как он, явившись раньше других в банкетный зал, пошел поближе к «отсеку» президиума, где должен был появиться Сталин и опрокинул стул с горкой запасных тарелок (десятка три); как они с Покрышкиным пили в ресторане «Москва» и когда их стали выдворять (после 12 ночи), Покрышкин извлек пистолет и начал стрелять в потолок. (На утро доложили Сталину. Тот отпарировал: «Герою можно!» Как он, возвращаясь с женой с победного банкета в дребадан, беседовал с Царь Колоколом. Это он особенно картинно изобразил, с жестами, пьяными ужимками, спотыканием и т.п.
Л.И. намекал, что он и Новый год не прочь встретить в Завидово. Только к этому времени «компания» утроилась бы, даже обеденный стол пришлось бы надставлять. Однако, мы по разным поводам начали хныкать. И в субботу, 27 декабря он неожиданно объявил, что к вечеру разъезжаемся до Нового года. Дал всем отгул и запретил являться в ЦК.
Но у нас с Карэном (скорее именно у меня) еще свой начальник.
Из интересного за три дня в ЦК перед Новым годом было, пожалуй, следующее.
Андропов представил в Политбюро записку о положении в СССР с «диссидентами». Мол, советские люди слушают радио и удивляются, почему ФКП вдруг стала на защиту Плюща и Сахарова, и вообще лает на КПСС по поводу «наличия в СССР политических заключенных». Что в связи с этим делать, в записке ответа нет. И получается, что внутренний замысел, как мне показалось, состоял в том, чтобы оправдаться перед ЦК за то, что, несмотря на протесты со стороны партнеров по разрядке, приходится «продолжать сажать». В документе были любопытные данные: за последние 10 лет за антисоветскую деятельность арестовано около 1500 человек. Когда в 1954 году Хрущев объявил на весь мир, что в СССР нет политзаключенных, их было не меньше 1400. В 1976 году насчитывалось около 850 политзаключенных, из них 261 - за антисоветскую пропаганду. Поразила меня цифра: в стране 68000 «профилактированных», то есть тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали «о недопустимости» их деятельности. Предупреждено вскрытых через «проникновение» свыше 1800 антисоветских групп и организаций. Вообще же, по мнению Андропова, в Советском Союзе - сотни тысяч людей, которые либо действуют, либо готовы (при подходящих обстоятельствах) действовать против советской власти.
6 января 76 г.
На Новый год моя секретарша ездила в
– Как там?
– Плохо.
– Что так?
– В магазинах ничего нет.
– Как нет?
– Так вот. Ржавая селедка. Консервы - «борщ, «щи», знаете? У нас в Москве они годами на полках валяются. Там тоже их никто не берет. Никаких колбас, вообще ничего мясного. Когда мясо появляется, - давка. Сыр - только костромской, но говорят, не тот, что в Москве. У мужа там много родных и знакомых. За неделю мы обошли несколько домов и везде угощали солеными огурцами, квашенной капустой и грибами, т.е. тем, что летом запасли на огородах и в лесу. Как они там живут!
Меня этот рассказ поразил. Ведь речь идет об областном центре с 600.000 населением, в 400 км. от Москвы! О каком энтузиазме может идти речь, о каких идеях?
О Загладине. Он то и дело мелькает на страницах буржуазной печати. Вчера в «Монде» прочел: передовая и большая корреспонденция - о положении в комдвижении Европы в связи с декабрьской Рабочей группой 15-19 декабря в Берлине. Загладин представлен как «ближайший советник Брежнева», его роїіе-рагоіе. В этом смысле представлена и его поездка в Рим, встреча с Берлингуэром. Дело изображается так, будто Загладин всюду осуществляет прямые указания Брежнева, который-де решил пойти на уступки итальянцам, французам, югославам, румынам, чтобы конференция все-таки состоялась. Однако, мол, уступки делаются de facto таким образом, чтобы не поймали на слове и не уличили «в отступлении от принципов». Условие, мол, только одно - чтоб коммунисты оставались коммунистами. Но что это означает, никто сказать уже не может. Газета ехидно советует собрать коммунистов Востока и Запада на коллоквиум с одним вопросом: «Что такое социализм?»
Брежнев-де пошел на уступки не сразу, а после того, как убедился (в ходе подготовительных встреч к европейской конференции), что иначе КПСС не будет иметь ни этой конференции, ни тем более всемирного Совещания.
Знали бы они, какая ситуация на самом деле! Что Брежнев в общем-то не имеет никакого касательства ко всем многочисленным эволюциям Загладина, выслушивает его, если вообще слушает, со скучающим видом, никак не реагируя. Именно так это выглядело в Завидове, когда сразу после Рима и Берлина Загладин за завтраком пытался изложить свои «итоги» и соображения. Брежнев, то и дело перекидываясь шуточками с женщинами и егерем, просто не слушал. Было такое впечатление, что то, что повествовал Загладин за столом, его никак не интересует и вообще не для него предназначено, а так - соседям по столу.
По поводу художеств Марше Брежнев высказался только раз, походя, жалуясь, что плохо спит и что «всякая информация задавила, а я еще должен волноваться, почему Марше с ума сходит!»
В другой раз, за рабочим столом, когда ему доложили, что французы просят ответа о составе делегации КПСС на их XXII съезд, он заметил: «А надо бы их проучить» (имея в виду
– снизить уровень делегации).
10 января 76 г.
Началась лихорадка подготовки к совещанию Секретарей ЦК соцстран (27-28 января в Варшаве). Б.Н. опять хочет «поразить мир». Суета его смешна на фоне: а) изложенного выше отношения к нему Брежнева. Не светит ему стать членом Политбюро, дай Бог удержаться на нынешнем уровне. Хотя (а может быть и поэтому!) антикоммунистическая желтая печать продолжает публиковать статьи, в которых Пономарев изображается главой могущественного органа (Международного отдела ЦК), который выше и сильнее КГБ и который дирижирует всеми тайными революционными операциями в мире, финансирует и подчиняет всех, кого можно, советским интересам и политике.
б) По причине того, что процесс ликвидации традиционного МКД стал явным и приобрел, как говорят, необратимый характер. Итальянцы, правда, «извинились» за интерпелляцию в парламенте по поводу Сахарова (после нашего представления). Но - они просто умнее и деликатнее Марше, они понимают, что с Советским Союзом им ссориться невыгодно. А Марше «жмет дальше».
Компартии соцстран ждут от нас каких-то объяснений, поэтому они и настояли на совещании в Варшаве. Оно будет посвящено координации внешней пропаганды после Хельсинки. Но мы там ничего не можем говорить по существу положения в МКД, так как там будут румыны! Да и что толку, если говорить в «нашем традиционном духе»?