Совок 13

Агарев Вадим

— Серёг, а ничего, если с нами Маринка в магазине побудет? — осторожно покосился в мою сторону Гриненко, — Ты понимаешь, мы как только переехали из своей малосемейки в новую хату, она словно взбесилась. Как будто ей соли под хвост насыпали! Ну и я еще, дурак, по душевной простоте сказал ей, что мы сегодня за мебелью поедем. Вот она и прицепилась, как клещ. Возьми с собой, да возьми! А вчера с самого вечера вообще пилить взялась не переставая! Полночи мозг мне выносила, спать не давала.

Высказывая огульные поношения в адрес родной жены, Станислав старался выглядеть суровым и уверенным в себе главой семейства. И еще он определённо стеснялся показаться в глазах сослуживца подкаблучником своей второй половины. Выглядело всё это комично.

В связи с последними и позитивными жилищными эволюциями, пусть не все, но некоторые ориентиры в его сознании сбились. До

недавнего времени, вдоволь и на восемь пятилеток впрок уже нахлебавшись бытовой неустроенности, мой товарищ теперь ощущал себя почти счастливым человеком. Эту радостную метаморфозу было хорошо видно невооруженным глазом. И понять Стаса мне было совсем нетрудно. Я и сам, еще с прошлой совковой жизни неплохо помню эту одинаковую для всех, и потому казавшуюся справедливой, нищету нынешних лет. И вот, посреди серого безрыбья, с обескуражившей внезапностью мой друг вместе со своей супружницей нежданно-негаданно увидели сияние алмазов. В глубине тусклого и беспросветного туннеля, именуемого анусом победившего социализма. Того самого родного и бесконечного тоннеля, гордо прозываемого вершиной социального прогресса и справедливости. И не в какой-то там далёкой туманной перспективе они это увидели. Несбыточное счастье упало в руки прямо здесь и прямо сейчас. Не сказать, чтобы совсем уж запросто и совсем бесплатно. Но всё равно, совершенно точно, что дворянские хоромы Гриненкам достались не почину. А стало быть, на халяву и никак иначе! И вот теперь, войдя во вкус сладостного приобретательства, оказавшийся умеренным стяжателем советский опер Гриненко бил копытом. Да, следует признать, что погружаясь в мещанство, мой друг делал это сдержанно и даже как-то стеснительно. Однако, справиться с кулацкими рефлексами и скопидомством он был уже не в силах. И как стимулирующий фактор этого необратимого процесса, в растлении старшего лейтенанта решила поучаствовать его благоверная Марина. Которая после заселения в элитный дом на улицу Садовую, в одночасье прочувствовала себя, если и не владычицей морскою, то уж точно, какой-нибудь монгольской королевой. Или, как минимум, румынско-цыганской. И потому до резей в животе хотела своей личной причастности к текущим процессам. К эпохально-шкурным событиям, происходящим внутри её суверенной ячейки общества. А в данном конкретном случае, к выбору мебелей для внезапно свалившихся на неё царских апартаментов. Эта наивная и прежде неизбалованная материальными благами женщина, видимо просто не понимает, что этот самый выбор, вероятнее всего, будет очень невелик. Или он отсутствует вовсе. По нынешним временам, неизобильным на дефицит для простолюдинов, сама возможность приобрести приличные мебеля, уже само по себе есть счастье великое. Ибо дефицитом в стране победившего социализма является всё. Почти всё. Особливо, если без растянутой на долгие годы унизительной очереди. В которой надо отмечаться по ночам в левой тетрадке энтузиаста-общественника.

— И где сейчас твоя хозяйка находится? На работе? — не сумев скрыть недовольства, поморщился я, — Куда прикажешь за ней ехать? — смирился я с неизбежными издержками.

Мыкаться по городу и тратить драгоценное время на потакание суетным блажнякам чужой курицы мне не шибко хотелось. Подобного беспокойства мне вполне хватало и от своих собственных несушек, регулярно долбящих клювами в моё темечко. Однако, Гриненко, как ни крути, но это всё же друг. Которых у меня в этой жизни всего-навсего два. Да и акция эта тоже разовая, так что нужно будет потерпеть.

— Да не надо никуда за ней ехать, она нас наверное уже давно у магазина ждёт! — повеселевшим голосом сообщил Станислав благую весть. — Она за ради мебельного специально тёщу из деревни вызвала. Чтобы та с малыми посидела.

Вот и ладушки, вот и славно! Уже всё проще, баба с возу и кобыле стало легче! А, если точнее, то облегчение будет сразу всем семидесяти семи кобылам…

Мебельный магазин встретил нас благостной тишиной архирейского подворья. И хотя люди в нём были, но вели они себя смиренно, и переговаривались между собой исключительно вполголоса. Видимо хорошо понимая про самих себя всю свою ничтожность в этом храме дефицита. Густо пропахшем эпоксидкой ДСП и обивочной дерюгой неказистых диванов.

Поникшую и павшую духом мадам Гриненко мы еще от входа разглядели в самом центре этого табуреточно-тумбочного вертепа. Она понуро стояла посреди торгового зала, в непосредственной близости от какой-то важной тётки в приталенном фирменном халате синего цвета. Та томно и с изящным достоинством слегка перезревшей инфанты грустила на своём ответственном посту. Время от времени

демонстративно хлопая неестественно длинными, а потому, скорее всего, синтетическими ресницами. Не обращая при этом никакого внимания на робкий планктон, хаотично снующий между островками полированного или просто окрашенного ширпотреба. Величественно восседая за столом с расположенными на нём обшарпанными счетами и изрядно потрёпанным гроссбухом, она выглядела этакой принцессой-перестарком. Эра кирпичеобразных калькуляторов «Электроника» здесь еще не наступила и убогие деревянные счеты, лежащие перед ней на столе, только усугубляли и без того далёкую от оптимизма картину. Уж полдник близится, а Германа всё нет… Н-да…

Желая максимально сократить потери времени, я велел Станиславу воссоединиться с женой и произвести предварительную разведку касательно ассортимента. А сам направил стопы в сторону тыльной стороны торгового зала, рассудив, что кабинет сосватанного мне Копыловым директора находится где-то в тех краях. Коррупционную схему следовало реализовывать в режиме тишины и интимности.

Интуиция, замешанная на опыте, меня не подвела. Но зато подвёл магазинный распорядок. Об этом меня известила немолодая и флегматичная женщина, пребывающая в том возрасте, который уже переступил границу репродуктивного. Судя по табличке на двери её кабинета, она здесь совмещала обязанности старшего товароведа и полномочного представителя директора. Видимо, единицы секретаря в штатном расписании данного магазина предусмотрено не было. Со слов компетентной дамы я понял, что директорское свято место будет пустовать еще не менее получаса. И это в самом лучшем для меня случае.

Поблагодарив добрую женщину за исчерпывающую информацию, я двинулся назад, к благоверным Станиславу и Марине.

Войдя в зал, я отметил, что никаких изменений за время моего отсутствия там не произошло. За тем лишь исключением, что теперь в состоянии угнетённой подавленности пребывали оба супруга Гриненки. Станислав так же, как и жена, пристально зрил за спину синебокой мебельщицы. Впрочем, возможно, что и не за спину, а на её, без всякого преувеличения, роскошный фасад.

Приглядевшись повнимательнее и отследив направление примёрзшего взгляда мадам Гриненко, я понял причину её депрессивного анабиоза. За спиной халатной царицы кроватей и шифоньеров, буквально шагах в трёх-четырёх, высилась неповторимая в своём великолепии стена. Стена величественная, но отнюдь, не плача. Абсолютно не имеющая никакого касательства к братовьям-иудеям Авену и Каину. Равно, как и к святому городу Иерусалиму. Реальность величия выглядела совсем даже наоборот. То, безусловно, была стена не плача, но счастья. Да-да, стена несбыточного счастья для самых-самых богоизбранных советских трудящихся.

За спиной жрицы мебельного капища своей желто-янтарной роскошью матово мерцал шикарный гостиный гарнитур. И судя по его благородно-ореховому, а, не исключено, что и буково-дубовому массиву, сотворён он был не из древесно-стружечных плит. А уж, тем более, не из отечественных прессованных опилок. Совсем не обязательно было быть специально обученным товароведом-мебельщиком, чтобы даже отсюда увидеть и понять главное. Что эти «дровишки», своей элегантностью не уступающие роялю фирмы «Steinway», были произведены далеко от дымов нашего родного отечества.

— А ты чего тут застыла? — заметив меня, ожил не чуждый душевной черствости опер. И дабы показать, кто в доме хозяин, бесцеремонно потеребил жену за плечо, — Ты бы хоть поздоровалась! — кивнув на меня, строго напомнил старлей своей законной сожительнице об азах этикета и вежливости.

— Ой! Извините, засмотрелась и задумалась! — очнулась от приступа эстивации глубоко потрясённая сказочным зрелищем женщина и в глазах её начали проявляться признаки разума, — Здравствуйте, Сергей, э-э-э… — растерянно засуетилась она лицом, метнувшись взглядом за подсказкой к мужу.

— Марин, ты чего?! Да не кипешуй ты так! — с ободряющей солидностью огладил тот по спине свою смущенную супругу, — Ты, Марин, не буксуй, Серёга мой друг! Я же тебе говорил, что он нормальный парень! Поэтому он для тебя просто Сергей!

Я был совсем не против вменяемого панибратства с женой друга и согласно кивнул, подтверждая полномочия старшего лейтенанта на данное самоуправство.

— Так точно, Стас сейчас чистую правду говорит, мы с ним действительно друзья! И я для вас просто Сергей! — протянул я руку, представляясь жене товарища, — А вы просто Марина, я ведь правильно понимаю? И еще я должен со всей прямотой сказать, что Станислав мне про вас много рассказывал! Много хорошего, — на всякий случай застолбил и уточнил я свою заведомую ложь.