Совпадения случайны
Шрифт:
Я гладила её по щекам, стирая с них свои слёзы, но уже через секунду глупые капли снова падали из моих глаз.
— Я многого не успела тебе рассказать, Дашенька… Я должна была… Здесь… Здесь бы… Бу…
Приступ тяжёлого кашля оборвал бабушку на полуслове.
— Я не понимаю, бабуль… — сквозь слёзы проговорила я. — Кто-то был здесь? Ты видела кого-то?
Но бабушка не ответила. Прикрыла глаза, скривилась в гримассе. Её дыхание стало прерывистым, а руки, притянутые к груди, ослабли.
— Бабушка! Бабушка, —
Мама Оля открыла глаза в последний раз, силясь что-то сказать, но смогла выдавить только еле различимое:
— Он…
Затем мама Оля сомкнула веки и обмякла на моих руках. Сжатая в кулак ладонь раскрылась, и из неё выпал пустой бутылёк из-под лекарства, а вместе с ним — скомканная полоска атласной ткани, увидев которую, я похолодела от ужаса…
Глава 26
Это был пояс от моего платья.
Того самого платья, в котором я поехала на своё последнее свидание, села в ту проклятую машину, а после отчаянно сражалась за свою честь.
Я помню, как вцепившись в этот пояс, сжимала его до сломанных ногтей, когда чужие сильные руки рвали на мне одежду.
Помню треск ползущего по швам белья.
Помню утробный рык и жадное возбуждённое дыхание этого человека.
Помню его холодные пальцы на моих бёдрах, которые, впиваясь в кожу, оставляли на ней синяки и отметины.
Помню свой крик о помощи, а следом чужую влажную ладонь на моих губах и грубые наглые поцелуи на шее.
Помню нехватку воздуха в лёгких от запаха его одеколона.
Помню скрип дивана под тяжестью наших тел.
Помню пронзающую меня жгучую боль.
Помню свою беспомощность…
Теперь эти ужасные воспоминания, которые я долгие месяцы так старательно прятала в глубинах сознания, взорвали мой мозг подобно проснувшемуся вулкану.
Я поняла, о чём говорила моя бабушка.
Она узнала о случившемся со мной кошмаре и не смогла справиться с чувством вины.
А рассказать страшную правду о той ночи ей мог только один человек.
"Он…" — произнесла мама Оля перед смертью.
И говорила она о Карасёве.
Своё разорванное, испачканное кровью платье я оставила у него. Толик клялся, что никому ничего не расскажет о произошедшем. А платье обещал сжечь.
Почему он не выполнил обещание? Почему сохранил пояс от платья? Зачем, спустя почти два месяца, он отдал его моей бабушке и всё ей выложил? Неужели он не понимал, что это убьёт её? Чем помешала ему бедная старуха, которая души в нём не чаяла? За что он так жестоко обошёлся с ней и со мной?
Я не могла найти объяснения его поступку.
У меня перехватило дыхание от ярости.
— Мерзавец! Чудовище! Чёртов ублюдок! — закричала я, разрыдавшись в голос. — Здесь был он! Это он всё рассказал бабушке! Он знал, что у неё больное сердце,
Антонина Петровна, бледная и напуганная, пыталась меня успокоить, прижимала к себе, гладила по голове. А я билась в истерике и пыталась высвободиться из её объятий.
— Госпади, Дашенька… При чём тут Карасёв… — бормотала женщина, не отпуская меня. Она не понимала, почему я обвиняю Толика в смерти бабушки, и сделала вывод, что я просто не в себе от горя. — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но ты должна это пережить, дорогая. Я не брошу тебя…
— Вы не понимаете… Не понимаете… — захлёбываясь слезами, лепетала я. — Карасёв… Это Карасёв убил её…
— Тише, тише, девочка! Всё пройдёт! — приговаривала Антонина Петровна, поглаживая меня по голове. — Ты справишься! Время лечит!
Я постепенно затихла и уже не пыталась вырваться, только изредка всхлипывала у неё на груди.
Мы, обнявшись, сидели на полу посреди комнаты, когда над нами выросли санитары скорой помощи.
Двое мужчин в одинаковых костюмах. Один средних лет, низкий и коренастый, с серым лицом и ранними морщинами под глазами. Другой молодой, высокий и худощавый. По всей видимости, практикант.
Они осмотрели бабушку, констатировали смерть и сухо поставили нас перед фактом.
Тот, что помоложе добавил:
— Мне очень жаль…
На что я резко ответила ему:
— Врёшь! Ты не можешь её жалеть! Ты даже не знал её! Для тебя она лишь очередная умершая старуха…
— Даша… Дашенька… — подала голос Антонина Петровна и, обратившись к молодому человеку, добавила, — простите её, ради бога. Ей сейчас очень тяжело…
Да, мне было очень тяжело.
Я была знакома с ложью и предательством, но со смертью столкнулась впервые в жизни.
Антонина Петровна меня не бросила. Она разделила со мной моё горе и часть хлопот взяла на себя.
Это было так великодушно с её стороны. Ведь по сути моя бабушка была ей чужим человеком.
Да, какое-то время они вместе преподавали в одной школе, но общаться и дружить им не доводилось. Работали на разных этажах, пересекались редко, да и разница в возрасте в два десятка лет была не в их пользу.
И тем не менее в трудный час Антонина Петровна не оставила меня и буквально за руку провела через самый тяжёлый отрезок моей жизни.
Сейчас, спустя несколько месяцев после случившегося, я снова благодарю её за оказанную помощь и поддержку.
— Спасибо Вам за всё, Антонина Петровна. Сама я бы не справилась…
— Пустяки, Дашенька… На моём месте любой сделал бы тоже самое, — отвечает она и, смутившись, отводит глаза.
— Я так не думаю, — произношу, уставившись на сколотый край своей опустевшей чашки. — К сожалению, не каждый готов на такие великодушные поступки. Как показывает практика, мир полон предателей!