Совпадения случайны
Шрифт:
Может ли та быть причастна к смерти моей бабушки?
Конечно, нет.
Они даже не были знакомы!
Я могу сейчас сколько угодно перебирать в уме разных знакомых мне девушек и женщин. Представлять, как одна из них останавливает мою бабушку на улице и вываливает на неё подробности моего последнего свидания. Но так или иначе всё сводится к тому, что некто, "убивший" мою старушку, знал то, что было известно только одному человеку. И поясок от платья, который выпал из рук мамы Оли, также был только у него.
У Карасёва…
Потому он и только он виноват в случившемся.
Антонина
Прежде чем я успеваю произнести это вслух, соседка обрушивает на меня следующее:
— А ты не думала, Дашенька, что в смерти Ольги Николаевны виновата… твоямама?
Глава 29
Слова, которые я хотела произнести всего пару секунд назад, растворяются у меня на языке подобно шипучей конфете. Я непроизвольно сглатываю.
— Что Вы сказали? — произношу это, а сама тут же пугаюсь незнакомой хриплоты собственного голоса.
— А чему ты так удивляешься, Даша? — на лице Антонины Петровны читается искреннее недоумение. — Разве твоя мама не могла прийти сюда?
Она издевается? Или просто ничего не знает?
— Дашенька, что с тобой? Ты вся побледнела…
Антонина Петровна с испуганным видом встаёт из-за стола, подходит ко мне и мягко кладёт ладонь на моё плечо. Я съёживаюсь, но у меня не хватает духу сбросить её руку.
— Вы разве не знаете?.. — произношу несвоим голосом.
— Не знаю чего?
— Моя мама… Она умерла…
— Вот как?
Я чувствую, как рука женщины едва заметно вздрагивает и испытываю внутреннее облегчение, когда она отпускает моё плечо и возвращается на своё место за столом.
Мы испуганно смотрим друг на друга, и некоторое время в воздухе висит звенящая тишина, которую вскоре нарушает музыка, рвущаяся из подъехавшего к окнам автомобиля.
Антонина Петровна срывается с места, резким движением захлопывает форточку, что помогает лишь немного сбавить громкость, и возвращается за стол. А я смотрю на окно. Сумерки закрашивают пространство за ним в нежно-голубой свет.
— Надо же… — женщина горько вздыхает. — Когда это случилось?
— Не знаю… — опять цепляюсь глазами за битую чашку, стоящую передо мной. — Наверно, вскоре после моего рождения. Бабушка не говорила мне. Она вообще не любила говорить о матери. Даже её фотографии ни разу мне не показала. Я знаю только, что маму звали Лариса, у неё были длиные светлые волнистые волосы и…
И всё.
Больше я ничего не знаю о матери. У меня вдруг появляется непонятно откуда взявшаяся уверенность, что Антонина Петровна может восполнить этот пробел.
— Лариса со светлыми волнистыми волосами… — задумчиво произносит она. — Интересно…
— Вы её знали? — с надеждой спрашиваю я. — Может быть, видели с бабушкой?
— Да, случалось… — Антонина Петровна опускает глаза перед собой, улыбается краешками губ. — Помню её совсем девчонкой. Глаза огромные и немного грустные, россыпь веснушек на носу… Когда я выпускницей вуза пришла работать в лицей, ей было семь… Потом выросла, расцвела…
— А какой она была? Расскажите…
— Мне не доводилось общаться с ней лично, — Антонина Петровна вскидывает голову,
Выставив руку перед собой, Антонина Петровна по одному загибает пальцы в кулак и шевелит губами, считая про себя.
— Если мне тогда было около тридцати пяти, твоей бабушке немного за пятьдесят… Получается, Ольга Николаевна родила твою маму ближе к сорока, — говорит она. — Это объясняет её чрезмерную опеку. Я сама — поздний ребёнок. Помню все эти: "Нельзя!", "Не ходи!", "Не дружи!", — женщина горько усмехается. — Уверена, и твоей маме приходилось не сладко. Потому она и бунтарила. Нередко их семейные разборки заканчивались слезами обеих. Никогда не забуду их последнюю перебранку. Ольга Николаевна потом неделю плакала и ещё полгода ходила задумчивая, никому не улыбалась. А в один прекрасный день написала заявление на увольнение и ушла из лицея.
— А Вы знаете, что тогда случилось?
— Это я потом уже поняла… — Антонина Петровна улыбается. — Когда спустя долгих семь лет увидела твою бабушку здесь, на Центральной, а с ней тебя, семилетку. Сначала во дворе на качелях, а потом и в рядах первоклассников… Ты случилась, Дашенька! У мамы своей случилась в её юные 17 лет… И сразу стало понятно, о чём они говорили в тот день, укрывшись от посторонних глаз в полумраке школьного коридора. "Ты не должна! Подумай о будущем!" говорила Ольга Николаевна твоей маме. А та в слезах что-то ей отвечала, но слов было не разобрать. То ли просила о чём-то, то ли спорила…
— А Вы помните, как впервые встретились с моей бабушкой через годы?
Антонина Петровна кивает:
— Конечно. Из окна за вами наблюдала и в магазине несколько раз видела. По началу подойти не решалась, а позже мы столкнулись с Ольгой Николаевной на площадке. Она с авоськой из магазина шла, а я на работу спешила, и мы буквально врезались друг в друга на пороге моей квартиры. Твоя бабушка меня узнала, улыбнулась. Но то была грустная улыбка. Минувшие годы очень её состарили. Она похудела, сгорбилась, глаза стали другими, потухшими… Я спросила: "Ольга Николаевна, что Вы здесь делаете?" Она скупо ответила: "Переехали… Соседями будем…"
— А Вы не спрашивали бабушку о моей маме?
— Конечно, спросила. У той глаза сразу увлажнились, она отвернулась, пробормотала что-то о делах…
— Тайна, покрытая мраком… — киваю я. — Мне бабушка так и не рассказала, что случилось с мамой. Знаю, что умерла, а почему это произошло… — пожимаю плечами.
Антонина Петровна бросает:
— А умерла ли…
Глава 30
Кровь будто покидает мой организм, и я мгновенно замерзаю в душном до этого помещении. Мне требуется какое-то время, чтобы собрать рассыпавшиеся мысли и придать им форму вопроса.