Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
Шрифт:
В прошлом мне неоднократно доводилось оказывать дядюшке Серхио различные одолжения, хотя временами, особенно если у него заводилось несколько сентаво, он чурался моей компании словно чумы. Ему было хорошо известно, что я всегда могу взять над ним верх. Дядюшка, без сомнения, был неглуп, но только имея дело с другими людьми, а в отношениях со мной тут же превращался в обыкновенного человека. Вот почему он неизменно обращался ко мне, когда ему требовалась моя помощь.
И вот теперь он широко улыбался мне. Мне было известно, что он никогда не выигрывал больших денег; у него их никогда не было достаточно много для того, чтобы успешно начать какое-либо дело. И еще мне в этот момент
Так оно, собственно, и было: дядюшка Серхио тратил их деньги за них. Я поднабрался этой мудрости и тоже стал тратить деньги подобным же образом — вот почему он осознал со временем, что у меня столь же изворотливый ум. Если честно, то я швырял деньги, словно осенний ветер, срывающий листву с помертвевших деревьев. Вот если бы не одно существенное различие между нами, то дядюшка Серхио и я вполне могли бы сделаться преуспевающими партнерами. Мы могли бы безбедно сосуществовать в нашем городке либо же в любом ином, сотрудничая по этой части. Да-да, это я точно знаю.
Но кое-что еще стояло между нами. Я хорошо понимал, что нам с ним никогда не удалось бы достичь чего-либо значительного, хотя мы бы не позволили людям трепать о нас языком из зависти. Нет, в самом деле.
И теперь я разыскал его, потому что у меня было к нему важное поручение от моего богатого дядюшки. Я сел рядом с ним и заказал чашечку кофе.
— Ну, племянник, — начал дядюшка Серхио, — рад видеть, что ты иногда и кофе пьешь для разнообразия. Нет, конечно, не потому, что я сам никогда не притрагиваюсь к бутылке красного. Ты ведь меня понимаешь? Мне только удивительно, что у тебя нет и сентаво на выпивку.
— Для вас же лучше разговаривать со мной поуважительнее, — ответил я ему. — Лучше выбросить песо. Я видел огромную гроздь спелых бананов по пути сюда.
Я тоже люблю бананы, племянничек, но зачем же платить, если их можно получить задаром?
После этого я сказал ему:
— Сегодня я чувствую себя так, будто могу сказать целому миру: «Вы, глупцы, всегда боретесь за деньги. Ну что ж, тряситесь над ними и рыдайте!» Да, дядюшка Серхио, вот что я хотел бы сказать всем. Есть у вас песо?
— Почему ты говоришь все это мне, когда меня ожидает удача на петушиной арене? — спросил он. — Я не собираюсь давать тебе песо, потому что ты мой бедный родственник. Хотя вообще-то я мог бы себе позволить сегодня быть щедрым.
— Что ж, поступайте как знаете. — Я пожал плечами. — Только имейте в виду, что упустите редкий шанс, если будете относиться ко мне подобным образом. Я ведь пришел к вам с невероятным предложением от самого дядюшки Сатора, нашего семейного богача. Если вы, разумеется, понимаете, что это означает.
Дядюшка Серхио вскочил на ноги. Его чашка кофе опрокинулась, и коричневая жижа вылилась на его и без того грязные хлопчатобумажные штаны. С минуту он не мог вымолвить ни слова, а когда собрался с мыслями, бросился меня пылко обнимать.
— Отчего бы тебе не попросить у меня два песо? — заговорил он. — Или три? Я всегда готов быть щедрым по отношению к тебе, племянничек. — И он незамедлительно выложил на стол трехпесовую
— Достаточно одного песо, — милостиво согласился я. — А я пока подумаю, куда бы истратить остальные два.
— Бери все, племянничек, — настаивал он. — Так скажи мне, что за важное поручение от моего богатого братца?
— Я не стану вам ничего говорить, покуда вы не будете умолять меня на коленях, — величественно проговорил я.
Дядюшка Серхио во многих отношениях был ниже табуретки, но мог не раздумывая ринуться в невообразимую глубину, коль скоро речь зашла о деньгах. Само собой разумеется, я только хотел поддразнить его. Но он вдруг действительно бросился передо мной на колени.
— Вот, гляди, я уже на коленях, — провозгласил он.
Я смотрел на него, откровенно веселясь.
— Я на коленях умоляю тебя, — говорил он со слезами на глазах. Я же делал вид, что не понимаю его, и наслаждался своим кофе. Как только он умолк, я снова взглянул на него и почувствовал себя виноватым: крупные слезы катились из его налитых кровью глаз.
— Ладно, — решил я наконец. — Дядюшка Сатор велел мне сказать вам, что вы можете получить некоторую сумму денег на устройство у нас в округе игорного дома.
Дядюшка Серхио захлопал глазами от неожиданности, вскочил на ноги и с чувством прижал ладони к моим щекам.
— Какой же ты милый, племянничек, — только и сумел выговорить он. Бросил сентаво на стол в уплату за мой кофе и бросился бегом к выходу. У ворот он на миг остановился и прокричал мне оттуда: — Запомни, за мной еще кое-что для тебя, племянничек!
Я глядел ему вслед, пока он бежал вниз по улочке и вокруг городского рынка. Когда он исчез за рядами травяных хижин, где обитали самые бедные, я допил кофе и вышел. Я отправился в президенсию — наш муниципалитет, — где и разменял свои три песо на мелкие монеты. Оттуда прямиком направился к школе. Там в школьном дворе я взял да и швырнул пригоршню мелочи ребятишкам. Они побросали свои забавы и смешались в одну кучу, вырывая друг у друга монеты. Увидев это, наперегонки через двор прибежали учителя и тоже стали рвать деньги друг у друга. Они, как голодные собаки, дерущиеся из-за кости, расшвыряли всех учеников и прогнали их вон. Тут появился сам директор школы и накричал на учителей за то, что они не оставили ничего ему, а ему как раз нужны были деньги, чтобы вырвать зуб. Я бросил им остававшиеся у меня монеты и пошел прочь, испытывая большую радость.
Остальную часть дня я пробродил по городу. Возвращаясь домой, я заметил, что мой игрок-дядя уже расставляет карточные столы в одном из соседних домов. Несколько мужчин томились неподалеку в ожидании игры. Я попросил у дядюшки денег, и он без единого слова выложил мне пять песо. Можно было не сомневаться, что богатый дядюшка Сатор снабдил его достаточной суммой, чтобы утолить его постоянный денежный голод.
Я искренне радовался, думая о том, что у него теперь полон карман деньжат. Без звонкой монеты он всегда выглядел таким несчастным. Обычно, растранжирив наличные запасы, он неприкаянно бродил по улицам, горестно размышляя о своей нищете, и ничего не замечал вокруг до тех пор, пока мальчишки не начинали швырять в него камнями. Мой дядюшка бывал рассудителен и проворен, когда у него водились денежки, но глуп и нерасторопен, когда в карманах у него было пусто. Вот почему я делал ему немало одолжений: из сочувствия, просто чтобы порадовать его. Мне всегда хотелось, чтобы у него было немного денег. Правда, если бы он вдруг разбогател, как дядюшка Сатор, вряд ли бы он придумал, что с ними делать. Боюсь, ему стало бы так тяжело, что он, пожалуй, даже повесился бы.