Современная идиллия. Книга 1.
Шрифт:
Хозяин, корчевской мещанин Разноцветов, говорил вяло и неохотно. Это был мужчина лет под шестьдесят, на вид еще здоровый и коренастый, но внутренне угнетенный. Когда-то он знавал лучшие времена. Дом у него кишел проезжим людом, закромы были полны овсом и другим хлебным товаром; сверх того, он держал несколько троек лошадей. Не широко и прежде жилось в Корчеве, но все-таки что-то было, хоть хлебом пахло. В то время Разноцветов ходил в плисовых шароварах и в александрицкой рубахе навыпуск; он не торопясь отпускал и принимал, не метался, как угорелый, в погоне за грошом, а спокойно и с достоинством растил брюхо, подсчитывая гривну к гривне и запирая выручку в кованый сундук с гулким замком. И
– Спалить бы нашу Корчеву надо! – говорил негодующий Разноцветов, нервно шевеля плечами.
Но, вопреки его пророчествам, она и сейчас стоит целехонька, хотя, видимо, с каждым годом изнывает, приобретая все более и более опальный характер.
– Да вы бы, голубчик, велели курочку поймать! – попытался Глумов пронять Разноцветова лаской.
– Поймать курицу можно, только ведь в горсти ее не сваришь, – ответил хозяин угрюмо.
Однако ж дело кое-как устроилось. Поймали разом двух куриц, выпросили у протопопа кастрюлю и, вместо плиты, под навесом на кирпичиках сварили суп. Мало того: хозяин добыл где-то связку окаменелых баранок и крохотный засушенный лимон к чаю. Мы опасались, что вся Корчева сойдется смотреть, как имущие классы суп из курицы едят, и, чего доброго, произойдет еще революция; однако бог миловал. Поевши, все ободрились и почувствовали прилив любознательности.
– Хозяин! есть у вас достопримечательности какие-нибудь?
– Собор-с, – отвечал Разноцветов несколько ласковее, убедившись, что впереди его ожидает пожива. – Евангелие-с… крест напрестольный…
– А кроме собора… например, фабрики, заводы?..
– Нет, заведениев у нас и в старину не бывало, а теперь и подавно.
– Чем же вы занимаетесь?
– Так друг около дружки колотимся. И сами своих делов не разберем.
– Может быть, кружева плетете? или – ну, что бы еще? – ну, ковры, ленты, гильзы?..
– У нас, сударь, пуговицу пришить некому, а вы: "кружева"!
– Что же вы делаете?
– Пакенты платим. Для пакентов только и живем.
– Чудак! да ведь на патенты-то откуда-нибудь достать надо.
– Затем и колотимся. У кого овца заулишняя выскочит – овцу продаст; у другого наседка цыплят выведет – их на пароход сбудет. Получит рублишко – пакент купит.
– Ах, голуби, голуби! –
Это было до того необыкновенно – эти люди, живущие исключительно для покупки патентов – что Фаинушка слушала-слушала и расхохоталась: ах, как весело! Но тотчас же притихла, как только увидела, что Глумов бросил на нее молниеносный взгляд.
– Стало быть, осматривать у вас нечего?
– Собор-с, – повторил Разноцветов, а через секунду припомнил: – Вот еще старичок ста семи лет у нас проживает, так, может, на него посмотреть захотите…
Мы переглянулись, и на всех лицах прочли: булок нет, заведений нет, кружев не плетут, ковров не ткут – непременно на старичка взглянуть надо!
Между разговорами и не видали, как время прошло. Опять приволокли самовар, усадили с собой хозяина и стали вторично нить чай. За чаем завели разговор о том, каким бы образом поднять умственное и экономическое положение Корчевы.
– Вам бы каплунов подкармливать. Вон Ростов – далеко ли? – а как через каплунов процвел! – предложил Глумов.
– Никак нам это невозможно, – ответил Разноцветов скромно.
– Почему же?
– Никогда наш каплун против ростовского не выйдет!
– Да отчего же, голубчик?
– Так уж… в Ростове "слово" такое знают – оттого и каплун тамошний в славе. А наш каплун – хошь ты его раскорми – все равно его никто есть не станет.
– Ах, господи!
– Вон в Кимре сапогом промышляют, – в свою очередь продолжал я, – и вы бы, на кимряков глядя…
– Тоже и насчет сапога. Местом это. Коли где ему природное место – он идет, а коли место для него не потрафило – хоть ты его тачай, хоть нет, все едино! От бога не положено, значит…
– Голубчик! да что же вы так уж обескураживаетесь… подбодрились бы, что ли!
– Немало бодриться пытали. И сами бодрились, и начальство бодрило. Был здесь помещик один – уж на что прокурат! – сахар вздумал делать… Свеклы насеял, завод выстроил. Ан, вместо свеклы-то у него выросла морковь.
– Что вы!!
– Верно докладываю. Такая, стало быть, здесь земля. Чего ждешь – она не родит, а чего не чаешь – обору нет!
– Как же бы, однако, помочь вам?
– Как помочь! была было помощь, да и та мимо проехала!
– Что же такое?
– В прошлом годе Вздошников купец объявил: коли кто сицилиста ему предоставит – двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну, и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку ловил. Только он что же, мерзавец, изделал! Видит, что дело к расплате, – сейчас и на попятный: это, говорит, сицилисты ненастоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек, никак, с тридцать, попортили.
– А вы бы стребовали с Вздошникова-то?
– Кто с него стребует, с выжиги экого. Он нынче всем у нас орудует, и полицу, с исправником вместе, под нозе себе покорил. Чуть кто супротивное слово скажет – сейчас: сицилист! Одним этим словом всех кругом окружил. Весь торг в свои руки забрал, не дает никому вздыху, да и шабаш!
– Чего же исправник-то смотрит?
– Нельзя, говорит, ничего не поделаешь… Потому человек на верной линии стоит… это Вздошников-то! Ах, кабы знато да ведано!
– И вы бы?
– А то как же… всякому свово жалко… Одно только слово, ан оно дороже сахарного завода стоит! Знай кричи, сицилист! – да денежки обирай! Сумели бы и мы.
Разноцветов отер пот с лица и озабоченно почесал живот.
– Вон брюхо какое вырастил… с чего бы, кажется? – сказал он уныло, – а оно, между прочим, есть просит!
– Так вы кушайте! – пошутила Фаинушка.
– То-то, что…
Он постепенно ожесточался. Взял со стола окаменелую баранку и сразу перегрыз ее пополам, точно топором рассек. И при этом показал сплошной ряд белых, крепких и ровных зубов.