Современная канадская повесть
Шрифт:
Охая на каждом шагу от боли, Андре побрел к окраине, где, обращенные к озеру, стояли домишки метисов.
III
Когда Андре приковылял к дому, Доди Роуз в плотно облегающих штанах и прозрачной блузке на голое тело делала вид, что пропалывает в огороде худосочные грядки с овощами. Ступая вдоль изгороди, она выдирала сорную траву и чертополох. Андре молча махнул ей рукой и, не останавливаясь, двинулся было в дом, тогда она окликнула его:
— Эй, Андре!
Он
— Что это у тебя с ногой?
— Порезался о разбитую бутылку, когда ночью прыгал через забор.
Доди громко расхохоталась.
— Надо же! Нет, самое смешное — как ты, тряся голым задом, кинулся к двери, только Альберт захрапел. Вот умора!
Андре усмехнулся:
— Ты бы хоть после вчерашнего корыто опорожнила.
— Слушай, он опять уехал. Явится только во вторник ночью. — Доди покачала бедрами. — Я бы тебе яичницу с салом сделала, а?
Андре сорвал длинную травинку, принялся жевать, отрывая зубами и выплевывая по кусочку от стебля.
— Не сегодня. Устал очень.
Уголком глаза он увидел, как к дому подходит Рейчел с набитой продуктами сумкой. Мать вошла в дом, не глядя на Андре с Доди, и с силой захлопнула дверь.
Андре отошел от забора.
— Приходи, Андре, а?
— Не… Выдохся. А завтра рано вставать, к обедне идти.
— К обедне? Это еще зачем? — С лица Доди сошла улыбка, в глазах сверкнула подозрительность. — Исповедоваться идешь? Растрезвонишь всем, мерзавец, про меня, дойдет до Альберта, уж он…
— Отец Пепэн небось не протреплется, — бросил о усмешкой Андре через плечо, ковыляя к дому.
Поднявшись на полусгнившее крыльцо, он заметил рядом с уборной старенький «форд» Обри Слэддена. Андре скривил лицо и не успел распахнуть дверь, как услышал возмущенный голос Обри:
— Нет, пять долларов тебе, Исаак, и пять Симоне. Да послушай же ты, черт тебя дери…
— Семь старику и семь мне, — не уступала Симона. Она бухнулась Слэддену на колени и пощекотала ему ухо кончиками пальцев. Слэдден спихнул ее, закинул ногу на ногу, смущенно фыркнул.
Симона хихикнула, зажав рот ладошкой.
— Если так баба нужна, накинь пару долларов.
Андре незаметно скользнул в комнату и, усевшись на край кровати, снял ботинок с зудящей болью ноги.
— По рукам, Слэдден? — приставала к гостю Симона.
Рейчел, мрачно насупившись, стояла у печки, скребла кастрюльки в тазу, полном жирной воды. Она повернулась к Симоне, подбородок у матери трясся:
— Скоро Джои придет. Что про мать думать будет? — Рейчел ткнула в сторону Исаака мокрой кастрюлькой: — Сводник! Бесстыжий!
— Заткнись! Я тебе что, миллионер? Работу она бросила? Бросила! Заявила, чтоб пособие дали? Нет! Нету пособия. Мы кормить будем? Я без работы.
— Звал тебя Джонни Эванс с бойни…
— Молчи, зараза! — Исаак замахнулся.
Рейчел попятилась к двери.
— Мерзавец! —
— Подумаешь! Ты ж ходила с Джейком Рыбий Глаз? И еще с тем, Джимми, пока не разжирела и не состарилась…
Рейчел запустила в Симону кастрюлькой. Симона увернулась, и кастрюлька брякнулась об печку.
— Бесстыжая! — гаркнула Рейчел. Она кинулась вон, с силой хлопнув дверью так, что Андре вздрогнул.
Симона сидела, болтая ногами, на краешке стола, от «кинувшись назад и опершись на руки, выставляя грудь вперед, напоказ.
— Ну как, Слэдден, идет?
Слэдден провел языком по пересохшим губам.
— Шесть тебе, шесть Исааку.
Исаак хитро посмотрел на него.
— Симона сказала — семь.
Симона соскочила со стола и метнулась к старому мутному зеркалу над умывальником. Принялась мазать губы помадой. Обри, вытянув шею, следил за ее движениями.
— Пойдем, малышка, а? У меня бутылка припасена. Прокатимся к Заливу Француза…
Симона хохотнула, схватила грязную, наполовину, беззубую расческу, вонзила ее в заросли жалких, завитых на скорую руку кудряшек.
— Семь долларов, — неумолимо отрезала она. — И сигарету дай.
Слэдден вздохнул, достал из нагрудного кармана пачку сигарет и кинул на стол. Симона вынула одну, прикурила от спички и швырнула распечатанную пачку Исааку. Тот, не спросив, взял сигарету.
Симона подошла к Слэддену, прильнула, потрепала ему волосы на макушке.
— Я такая заводная, — промурлыкала она.
Слэдден шумно засопел, лицо у него побагровело, он встал.
— Ладно, черт с вами, семь тебе и…
— …десять мне, — вставил Исаак.
— Как! Ты же сказал…
— Десять. Кушать надо.
— Слушай, Исаак, старая каналья…
— Десять.
Слэдден запустил в карман руку, при этом его разбухший от пива живот перевалился через ремень, и вытянул пачку денег. Чертыхаясь, он послюнил большой палец, отсчитал деньги и швырнул на стол. Не успел Исаак протянуть руку, как Симона выхватила из пачки семь долларов и засунула себе за пазуху. Затем повернулась к Слэддену, обняла его за шею, выронив сигарету изо рта, и прижалась к нему всем телом.
— Ну что, пойдем?
Слэдден затопал к двери, таща Симону за руку. Через мгновение раздался рев мотора.
Исаак сунул деньги в карман. Опершись ладонями о стол, он поднялся и побрел в угол комнаты. В груде наваленной на полу одежды отыскал свою засаленную куртку, натянул. Прикрывая за собой дверь, он повернулся лицом к Андре, и тому показалось, что отец улыбается.
В пивную небось. Мать следом потащится, будет с ним ругаться, а потом надерется пивом еще похлеще отца. Поесть бы. С утра ничего во рту, кроме пакетика сухой картошки да трех бутылок шипучки.