Современная нидерландская новелла
Шрифт:
Неужели эти маленькие, ржавые куски металла, наполненные отсыревшим порохом, смутили наше воображение? Кто знает…
Легкий ветер шевелил кусты. Совсем низко пролетела стая чаек. Наполняя воздух криками, они резко повернули в сторону моря и исчезли. Здесь, по-видимому, им нечем было поживиться.
Дюны на глазах превращались в дикий горный ландшафт.
Мы присели на корточки и воткнули свои ножи в песок. Нож Дидерика упал. Он сгреб руками песчаный холмик и снова воткнул нож. Теперь он устоял.
— Это должно быть
— Э-ге-ге! — заорал Дидерик и схватился за нож.
Что-то назревало. Мы не знали что, но неотвратимо двигались навстречу этому, упирающиеся, любопытные, желающие все знать зверьки.
Бушмен схватил Морду за горло и сделал вид, будто перерезает ему глотку.
— Сволочь голгофская! — заорал Морда не своим голосом. Неужели у него начался припадок? Похоже на то. Он заскрипел зубами, лицо налилось кровью.
— Смерть и погибель!
Я знал, из какой книжки Бушмен это вычитал. Она была в нашей школьной библиотеке и называлась «Морские гёзы принца Оранского».
Из зарослей дрока вылетела испуганная пестрая птица.
Потом мы торжественно поклялись, что не отступимся от своего и ничего не выдадим, если даже нас будут пытать.
Все должно произойти быстро и с соблюдением предосторожностей. (Что? — думал я все это время. Что именно?)
Спрятав ножи под рубашки, мы, крадучись, отправились обратно к палаткам.
Вокруг стало совсем пустынно и дико. Мы заимствовали у моря его защитную окраску. Тени превратились в фантастических животных. Позади нас лежала дюна, точно лев, дракон, вонзивший когти в подернутое серым пеплом тело моря.
Чтобы не обходить далеко, мы как раз напротив дорожки, ведущей через дюны, поднырнули под колючую проволоку, которая окружала территорию кемпинга. К тому же никто из нас, видно, не хотел идти мимо зеленого фургона, стоящего у ворот.
Морда зацепился рубашкой за проволоку и застрял.
— Подожди, — сказал Бушмен и добавил: — Готово.
Морда рванулся вперед и разодрал рубашку от ворота до подола. В прорехе виднелась белая кожа. Он не любил загорать и в кемпинге или на пляже обычно лежал не раздеваясь и дремал. Иногда он играл с нами в футбол, разгоняя всех по полю безумными криками и бестолковой суетой. Короче говоря, он не умел играть в футбол, он не умел ничего. В каждом классе он сидел по нескольку раз. Мы терпели его только из-за припадочности, которая временами была нам очень кстати.
Бушмен ухмыльнулся в нашу сторону. Морда не заподозрил злого умысла, не заметил быстрого движения его пальцев.
— Черт возьми, — сказал он, ощупывая рукой спину.
Возле палатки руководитель группы и один из ребят, по имени Эрте, устроили
Между руководителем и Эрте — оба они сидели на земле — находилась ножка от старого стула, скорей всего подобранная на свалке за фермой. Упершись друг в друга подошвами, они крепко держались обеими руками за слегка изогнутую ножку. Потом стали тянуть ее каждый к себе, сначала осторожно, затем все сильней. Эрте — рывками. При этом они смотрели друг другу в глаза, стараясь угадать намерения соперника.
Эрте стиснул зубы. Лицо руководителя группы сохраняло невозмутимость. В конце концов ножка сломалась с сухим треском, похожим на щелчок патрона в дюнах.
Мы подсели к зрителям и приняли самый невинный вид. Но не слишком удачно.
— Что это вы отмочили? — заинтересовался Кобель.
— Мы гуляли, — громко, чтобы все слышали, сказал Бушмен, — и нашли гнездо вот с такими яйцами, совершенно зелеными. — Его руки изобразили нечто величиной с кокосовый орех. Руководитель недоверчиво поморщился.
— Таких не бывает, — сказал Кобель, который сам врал как по писаному, глядя на тебя невинными серо-голубыми глазами.
— Мы тоже видели, — сказал я, — Рябой и я.
По тому, как мы говорили, Кобель почувствовал неладное — на это у него ума хватало, — и, когда через некоторое время мы выбрались на луг за палатками, сшибая по пути головки цветов, он поспешил за нами.
Мы потолковали с ним.
— Динамит, — сказал Рябой. — Такие круглые зеленоватые палочки. Одну мы взорвали сегодня днем. Вот это был взрыв — камни взлетели на несколько метров в высоту.
— Я ничего не слышал, — сказал Кобель.
— Это было далеко отсюда, в Звине, — сказал я.
Желание заполучить таинственную взрывчатку сломило его нерешительность.
— Возьмите меня с собой, а?
— Только молчок, — шепотом сказал Рябой. — Или ты идешь сейчас вместе с нами, или ты ничего не получишь.
Дурак, подумал я. Все испортил. Кобель достаточно хитер, чтобы заподозрить подвох. Он не пойдет.
— О’кей, — ответил он деловито, — только, чур, честно делить.
— О’кей, — сказал я.
— О’кей, — сказал Рябой, исчез в палатке и через некоторое время торопливо вернулся обратно, пряча что-то под рубашкой.
Нас позвал руководитель. Все собирались на вечернюю прогулку вдоль берега, в сторону Груде, где у знакомых руководителя был небольшой домик. Там можно было получить прохладительные напитки. По воскресеньям нам запрещалось покупать пиво, лимонад и вообще что бы то ни было. Руководитель группы придерживался этого правила неукоснительно. Однако Бушмен вытащил из своего вещмешка зеленую бутылку с красной надписью на этикетке и сунул ее под рубашку. Мы все скинулись на нее, чтобы распить вместе в дюнах — если удастся, в компании девчонок. Опасное, запретное зелье, пахнущее сивухой и не имеющее цвета.