Современники и потомки о восстании С.Т. Разина

Соловьев Владимир Михайлович

Между тем крестьянская война под предводительством С. Т. Разина вовсе не обделена вниманием историков. И опубликованными источниками, не говоря уж об архивных, обеспечена более чем достаточно.

Что же помешало появлению капитальной работы, где суммировались бы результаты изучения разинского движения?

По-видимому, сказалось стереотипное представление о том, что это уже давно сделано. И действительно, литература по истории второй крестьянской войны чрезвычайно обширна. Это книги и статьи по ее отдельным проблемам, исследования хода событий 1667–1671 гг. в том или ином регионе. И без того внушительная библиография восстания С. Т. Разина существенно пополнилась в конце 70-х — 80-е годы. Правда, по мнению Е. И. Индовой и А. А. Преображенского, которые приводят в своей совместной статье периодизацию советской историографии классовой борьбы в феодальной России, последний отрезок изучения крестьянских движений XVII–XVIII вв. приходится на 60–70-е годы [237] . Если бы статья появилась в позапрошлом десятилетии, тогда позиция авторов была бы еще понятна, но ведь она напечатана в середине 80-х годов! Разве в это время в нашей науке угас интерес к классовым битвам прошлого? Разве прекратились исследования в этом направлении? Ведь и сам по себе выход в свет указанной статьи в 1984 г. уже выводит изучение

народных движений за рамки 70-х годов. Стоит вспомнить и то, что начало 80-х ознаменовано диссертационным исследованием Р. В. Овчинникова на соискание ученой степени доктора наук, выходом в свет не бесспорного, но безусловно интересного коллективного труда «Эволюция феодализма в России» (кстати, один из ее авторов — А. А. Преображенский), монографии А. П. Пронштейна и Н. А. Мининкова о роли донских казаков в крестьянских войнах в России, работ Л. В. Милова, П. Г. Рындзюнского и др. [238] . Последующие же публикации второй половины 80-х годов, посвященные проблемам классовой борьбы в России в XVII–XVIII вв., убеждают в том, что поле деятельности историков на этом поприще, сфера их профессиональных интересов даже заметно расширились [239] .

237

См.: Индова Е. И., Преображенский А. А. Итоги и задачи изучения классовой борьбы российского крестьянства в период позднего феодализма // Проблемы социально-экономической истории феодальной России. М., 1984 / С. 213.

238

См.: Овчинников Р. В. Манифесты и указы Е. И. Пугачева: Автореф. дис. на соиск. уч. ст. д-ра ист. наук (07.00.09). М., 1980;

Буганов В. И., Преображенский А. А., Тихонов Ю. А. Эволюция феодализма в России. М., 1980;

Пронштейн А. П., Мининков Н. А. Крестьянские войны в России XVII–XVIII веков и донское казачество. Ростов н/Д., 1983;

Милов Л. В. Классовая борьба крепостного крестьянства в России XVII–XVIII вв. // Вопр. ист. 1981. № 3. С. 34–52;

Рындзюнский П. Г. Идейная сторона крестьянских движений 1770–1850 годов и методы ее изучения // Вопр. ист. 1983. № 5. С. 4–16;

Скобелкин О. В. Разинские атаманы в Воронежском крае // Классовая борьба и революционное движение в Воронежском крае. Воронеж, 1983. С. 101–111;

Соловьев В. М. К вопросу об участии городского населения в Крестьянской войне под предводительством С. Т. Разина // История СССР. 1982. № 2. С. 143–150.

239

См., напр.: Румянцева В. С. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., 1986;

Буганов В. И., Медушевский А. Н. Американские историки о социальной психологии крестьянства России периода феодализма // История СССР. 1986. № 5. С. 205–210;

Димитриев В. Д. Совместная борьба трудовых масс народов Среднего Поволжья против эксплуататоров в крестьянских войнах XVII века // Исследования по истории Чувашии периода феодализма. Чебоксары, 1986. С. 40–47;

Павленко Н. И. К вопросу о роли донского казачества в крестьянских войнах // Социально-экономическое развитие России. М., 1986. С. 62–75;

Рындзюнский П. Г. О некоторых спорных вопросах в истории крестьянского движения в России // Вопр. ист. 1987. № 8. С. 79–88;

Чистякова Е. В., Соловьев В. М. Разин и разницы на мордовской земле. Саранск, 1986;

Их же. Степан Разин и его соратники. М., 1988.

Но хотя изучение выступлений народных масс в феодальной России отмечено обращением к новым вопросам, стремлением к нетрадиционным подходам, преодолению шаблонов и понятийных анахронизмов, общие и частные выводы и положения, касающиеся крестьянских войн, по-прежнему ждут своего теоретического закрепления и развития. Без этого наши знания о борьбе крестьянства в феодальной России будут неполными. Не получится системного анализа проблемы как целого.

Имеет смысл обозначить основные научные рубежи, к которым пришла к 90-м годам XX в. историография крестьянских войн в России, назвать наиболее важные производные этой большой темы, выделить ключевые направления ее исследования на перспективу.

Если провести даже беглую, поверхностную инвентаризацию историографии крестьянских войн, то станет заметно, что, несмотря на довольно-таки большую хронологическую амплитуду, трактовка событий и оценочная часть ранней и современной советской историографии проблемы в ряде позиций почти адекватны и незыблемы, как будто историко-материалистическое понимание, лежащее в основе нашего научного познания, не допускает эвристических подходов, множественности вариантов в освещении тех или иных фактов и явлений.

Примечательна и характерная для советской историографии народных движений прошлого цикличность: сегодня на повестке дня снова стоят те же вопросы, которые горячо обсуждались, скажем, в 20–30-х годах. К примеру, нередко встречающаяся в нашей литературе последних лет точка зрения, что объективная функция крестьянских войн — толчок к капиталистическому пути развития [240] , 60–70 лет назад присутствовала в работах С. Пионтковского, С. Г. Томсинского, С. Симонова и др. [241] . Так, С. Г. Томсинский назвал крестьянские движения «повивальной бабкой» новой капиталистической общественной формации [242] . Эти взгляды и тогда, и сейчас нашли своих оппонентов, которые считают, что реалии, свойственные докапиталистическому обществу, не следует смешивать с теми, которые присущи капитализму, и что тип классовой борьбы глубинно обусловлен формой экономического развития общества [243] .

240

См.: Переход от феодализма к капитализму в России: Материалы всесоюзной дискуссии. М., 1969. С. 156–158, 408–409 и др.

241

См.: Пионтковский С. Историография крестьянских войн в России // Историк-марксист. 1933. № 6. С. 115;

Томсинский С. Г.

Крестьянские движения в феодально-крепостной России. М., 1932. С. 167;

Симонов С. Пугачевщина: Третья крестьянская революция в России. М., 1931. С. 140.

242

См.: Томсинский С. Г. Крестьянские движения в феодально-крепостной России. С. 6.

243

См., напр.: Милов Л. В. Классовая борьба крепостного крестьянства в России XVII–XVIII вв. // Вопр. ист. 1981. № 3. С. 34–52.

На состоявшемся в начале 1988 г. в редакции журнала «Вопросы истории» заседании «круглого стола» было отмечено, что современные историки усугубили недостатки выработанной в 30-х годах концепции многими положениями конкретно-исторического плана, не выдерживающими научной критики. В частности, Н. И. Павленко, сам невольно впадая в полемический стиль 30-х годов, высказался в том смысле, что сюжеты о классовой борьбе и крестьянских войнах можно назвать спекулятивными [244] . Конкретизируя свою точку зрения, он вновь возвращается к не раз уже остро обсуждавшемуся вопросу о том, были или не были выступления крестьянства XVII–XVIII вв. антифеодальными [245] . Сомнение вполне правомерное. Ведь если крестьянские войны происходили в рамках феодального уклада и не приводили к его разрушению, значит, более правильно по сути определять их как антикрепостнические, а не антифеодальные движения.

244

Павленко Н. И. Не превращать историю в арифметику // «Круглый стол»: Историческая наука в условиях перестройки // Вопр. ист. 1988. № 3. С. 20.

245

См.: Там же.

Начатый еще на заре советской историографии спор о социальной природе крестьянских войн, их роли, месте и исторических последствиях сейчас непременно должен быть продолжен, но в иной плоскости, на более конструктивной и теоретической основе и в тесной увязке с проблемами генезиса капитализма в России, которые, как известно, в нашей исторической науке также решаются по-разному. Если именно эти вопросы Е. И. Индова и А. А. Преображенский относят к числу многих дискуссионных, которые «с выходом в свет новейших исследований, естественно, отпали» [246] , то с подобным утверждением весьма трудно согласиться.

246

Индова Е. И., Преображенский А. А. Итоги и задачи изучения классовой борьбы российского крестьянства в период позднего феодализма. С. 217.

И вообще, ведя речь о крестьянских войнах, следует иметь в виду, что это один из тех вопросов, которые далеко выходят за историографические рамки и представляют первостепенный интерес в политическом и методологическом плане.

Но при недостаточной научной разработке проблемы, отказе от сложившихся стереотипов и клише, затяжном столкновении различных, иногда диаметрально противоположных точек зрения здесь предстоит проделать еще очень многое. И не только историкам. Необходимо научное сотрудничество историков, правоведов, философов, экономистов, создание интеграционных междисциплинарных системных исследований.

Нельзя не признать, что историки СССР пока заняли в основном выжидательную позицию в развернувшейся дискуссии востоковедов о типологизации средневековых общественных систем [247] . Между тем в интересах дальнейшего продвижения отечественной историографии вперед важно определить свое отношение к выдвинутым положениям и гипотезам.

Это повлечет за собой ряд кардинальных изменений в трактовке целого комплекса проблем, в том числе и в понимании вопросов истории крестьянских войн.

247

См.: Народы Азии и Африки. 1987. № 3. С. 78–90. № 4. С. 93–109. № 5. С 51–62. № 6 С. 72–85; 1988 № 2. С. 55–66, 132–136. № 4. С. 66–76. № 3. С. 65–75.

В последнее время при изучении народных движений в России XVII–XVIII вв. наметилась тенденция делать упор не на то, вела ли борьба крестьян к подрыву феодально-крепостнического строя и смене формаций, как это было принято в советской историографии предшествующих лет, а на то, какие сдвиги происходили в результате восстаний на протяжении всего длительного периода эволюции феодализма [248] . Прав П. Г. Рындзюнский, считая, что массовые крестьянские выступления той поры не могли выйти за внутриформационные пределы, и еще более прав, подчеркивая значимость возможных перемен в строе старой формации [249] . Близкой точки зрения придерживаются и другие авторы. Так, В. Г. Хорос утверждает, что крестьянские войны, хотя и носили антифеодальный характер, не меняли существующих докапиталистических структур [250] .

248

См., напр.: Буганов В. И., Преображенский А. А., Тихонов Ю. А. Эволюция феодализма в России. М., 1980.

249

См.: Рындзюнский П. Г. Идейная сторона крестьянских движений… С. 4–16.

250

См.: Пантин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революционная традиция в России: 1783–1883 гг. М., 1986. С. 40.

Подобные мнения, в какой бы осторожной и робкой форме они ни высказывались, пожалуй, можно расценивать как попытку вызволить историю России из прокрустова ложа крайне упрощенного, сложившегося при сталинизме подхода к проблеме формационной характеристики сословно-классовых обществ. Возобладание этой вульгарно-социологической схемы, превращение ее в результате многократных повторений в стереотип мышления, в некую аксиому, с одной стороны, привело к искажению Марксовой теории общественных формаций, а с другой — к фетишизации последней, к подгонке к ней, игнорируя диалектику, всего многообразия исторического процесса, к манипулированию соответствующими цитатами вместо творческого подхода к наследию классиков марксизма.