Современные болгарские повести
Шрифт:
— Чем, спрашивает нас габровец, питается осел? Благодаря чему он славится своей мужской силой?.. Откуда эта сила берется? Давайте, говорит, поразмыслим как существа, наделенные разумом и способностью к анализу… И сами убедитесь, что мы придем к чертополоху!.. Чертополох — что может быть проще? Но все гениальное в этом мире — просто… Конечно, чертополох — обыкновенная трава, но разве лекарства не из трав делают? Размышляя, говорит, таким образом, я и додумался до чертополоха, взял корзину, прошелся по поселку и теперь вот
— Испытал, не знаете? — спросила молодая жена Дилова.
— Нас результат волнует, результат! — подхватил ее муж. — Чертополоха всюду навалом…
— В этом весь номер, — ввернул Свояк. — Чертополох — не проблема…
Лазар Лазаров не торопился сообщать о результате. И только после того как закурил, признался, что окончания опыта они не дождались, отвар был горячий, и пришлось бы долго ждать, пока он остынет. В эту сессию у него не осталось времени подскочить туда, потому что он сдавал страшенный экзамен Кареву, но в следующий раз, как поедет в Габрово, первым делом наведается в дачную зону к тому габровцу.
Слушатели были разочарованы. История, начавшаяся столь многообещающе, оборвалась перед самым завершением, как лента на магнитофоне: ролики крутятся, а слышен только скрип деталей, нормального звука нет.
— Будем здоровы! — воскликнула Свояченица, добровольно взявшая на себя роль регулировщика настроения.
— Котлеты — что надо! — произнес Дилов, задумчиво жуя. — Стефка на этот счет мастерица… Чебреца малость, петрушечки, перчику… Лучку порезать по принципу…
— Мы когда в Секешфехерваре были, — вступил в разговор Пенчо Пенчев, вспомнив экскурсию в город-побратим, — подают нам котлеты без лука. С виду — в точности как наши, мясо отличное и запахи, какие полагаются, а возьмешь в рот — небо и земля…
— Это оттого, что у них лука нету.
— Может, он у них не родится… Помню, наши огородники из Юглы ездили туда обучать их огородничеству…
— Как это не родится! — сказал Знакомый Пенчевых. — Мы прошлый год из Венгрии лук ввозили… Хотя нет, это капуста была венгерская, а лук — из ГДР…
— Из ГДР, из ГДР… — подтвердило несколько голосов.
Недю Недев переложил салфетку справа от себя и, не поднимая глаз от своей рюмки, произнес:
— У нас тоже встал вопрос, почему плохо обстоит дело с красным перцем, а я на это ответил так: потому что зеленый рыхлить некому…
Он поднял глаза и задержал взгляд на Михайловой, пока на ее губах не мелькнула улыбка. Смех волнами прокатился в оба края стола и перешел в одобрительное жужжание:
— Вот именно!.. Точно… Просто некому…
— Откуда ж будет кому? — сказал Дило Дилов. — Разве остался кто в Югле?.. Взять, к примеру, моего родного брата… Поди пойми его… Двести левов платят чистыми, спецодежду дают, сапоги, плащ, транзистор… Кошара — кирпичная, кровать стоит…
— И переехал? — поинтересовалась Пенчева.
— А то как же!.. Ему если что втемяшится в башку… Все бросил и теперь на фабрике пластмассовых изделий пепельницы штампует… За сотню в месяц…
— Это, друг, миграция называется, — сочувственно произнес Лазаров. — Всемирный процесс.
— День чабана ввели, — сказал Знакомый Пенчевых. — По радио то и дело песни про чабанов поют… Орденами награждают, все равно не желает болгарин чабаном оставаться…
— Миграция согнала болгарина с места, — сказал Лазар Лазаров. — У нас вот тут — разве не та же миграция?
— Ты про что? — не понял Дилов.
— Про то, что видишь… Про то, что забросили мы городские квартиры и живем тут, в дачных домишках…
— Мы дачники… — сказал Пенчев. — С жиру бесимся, можно сказать…
— Нет, Пенчев, не только с жиру бесимся… Бывает, толкают человека какие-то силы, а какие — он и сам не поймет…
Разговор приближался к опасному водовороту, от которого голова у возчика шла кругом. Он чувствовал, как слова растекаются по его жилам точно вино, которое он прихлебывал. Надо было дать этому заочнику отпор, оборвать его книжные рассуждения, которыми он рассчитывал произвести впечатление на окружающих.
— Какие там еще силы! — выпалил он. — Никакие не силы! Прописки в городе не давали, не дефицитная, говорят, профессия, потыркался я туда-сюда и… осел на винограднике!..
— Неверно это, Дилов! — недовольно заметил Лазар Лазаров. — Тебя потянуло к земле, а ты и не понял…
— Какой земле?
— Которую ты в Югле оставил… Ты крестьянин, она и позвала тебя: «Сюда, Дилов, сюда, не бросай меня, куда ты без меня-то?»
— «Позвала»… Чушь собачья!
— Только здесь ты и мог пустить корни… На городском асфальте тебе бы не прижиться…
— Кабы меня прописали, ты б поглядел, прижился бы я или нет… — упрямо мотнул головой возчик. — «Корни»… Ну да, мы крестьяне, люди простые, а вы зато больно сложные…
Слова Лазарова глубоко задели его. Он подумал, что надо бы встать да врезать хорошенько этому книжному червю, забрать жену и уйти отсюда с высоко поднятой головой. Корни у него, видите ли, какие-то не такие, не прижиться ему в городе, земля его зовет… А он сидит и слушает эту чушь… Надо допить вино и встать…
Он поднял стакан и медленными глотками осушил его. Винцо было славное, с горчинкой — словно горечь жизни просочилась сквозь стенки дубовой бочки, добавив к вкусу и аромату вина сбой неповторимый, печальный привкус. Он закручинился и забыл о том, что собрался уходить, кто-то снова наполнил его стакан, и сквозь теплую туманную завесу, заслонившую его глаза, он смотрел, как тает, исчезает стекло в красноватом пламени вина…