Современный греческий детектив
Шрифт:
— Дядя Отто, — (Марианна называла его дядей), — не может быть замешан в таком грязном деле!
— Говорю тебе, он не в курсе. У нас есть сведения, что еще до вторжения двое в составе археологической экспедиции на самом деле археологами не были, а засылались в нашу страну с целью шпионажа… Впрочем, немцы поступали так не только в отношении Греции. Их так называемые торговые фирмы — лишь прикрытие. Факты? Пожалуйста. Нам известно, что немцы собрали археологические находки и византийские ценности из монастырей
Вот и дали Марианне номер телефона, по которому надлежало звонить в случае крайней необходимости. Марианна не знала, чей это телефон. Но сейчас, порывшись в памяти, она вдруг сообразила, что голос, ответивший ей, уже слышала прежде. И внезапно словно бы «увидела» своего телефонного собеседника: Антонис из их группы. Конечно же, это его голос.
Что он говорил? Передал пароль, что-то об апельсинах. И еще сказал, чтобы она не удивлялась… Не удивлялась — чему? Как раз в этот момент она увидела шпика и была вынуждена прервать разговор.
Что за человек из «своих» должен к ней подойти? И подойдет ли? В поезде? Или где-нибудь на станции? И почему дядю Отто отправили так поспешно, предупредив о поездке всего за несколько часов до отхода поезда?
«В конце концов, какое мне дело?» — сказал себе Аристидис Кутрис, входя в помещение торговой инспекции, находившейся в здании вокзала. И все же его беспокоила мысль, что нечаянно он оказался свидетелем по меньшей мере странных событий. Аристидис чувствовал себя обделенным судьбой: ну что за должность — торговый инспектор, обязанностью которого было вылавливать торгашей, промышляющих на черном рынке. Столько лет ждал он случая проявить себя. И вот сегодня такой случай, может быть, единственный в жизни шанс, представился. И если бы не охранник… Вот дурак, все испортил! Ведь ясно как день: телефонный разговор, который он подслушал, не был обыкновенным разговором.
Обуреваемый этими мыслями, он вошел в кабинет своего начальника.
— Срочное донесение, господин начальник.
— Что там еще? — недовольно спросил тот: рабочий день кончился, пора было уходить домой.
— Дело крайне любопытное, — начал было высокопарно Аристидис.
— А не отложить ли нам его на завтра? — усмехнулся начальник, напыщенность Аристидиса его развеселила.
— Но речь идет о подрывной деятельности. — Аристидис понизил голос.
— Неужели? — притворно ужаснулся начальник.
— То есть… я так думаю…
— Ах, ты д у м а е ш ь. Ну молодец! — Начальнику хотелось сбить с него спесь.
— Я… я почти уверен…
Начальник, низенький румяный толстячок, в отличие от Аристидиса благодарил бога за то, что и при оккупации удалось остаться на безобидной работе, связанной с фасолью и банками с оливковым маслом. Кое-что из этого товара перепадало и его семье.
Аристидис
— Значит, до завтра? — сказал он так, будто они уже договорились, и хлопнул Аристидиса по плечу. — Запомни, нам не следует совать нос в такие дела.
Начальник весело рассмеялся и выставил Аристидиса.
Аристидис совсем уже собрался уходить, когда в здание вокзала ворвались гестаповцы. С ними было несколько человек в штатском из греческой службы безопасности. Принюхиваясь, как ищейки, они расспрашивали каждого, кто им встречался. Один из них знал Аристидиса и подошел прямо к нему.
— Ты ничего подозрительного не заметил здесь сегодня утром?
Аристидис обрадовался. Конечно, как не заметить. И он подробно рассказал о молодой женщине, о странном телефонном разговоре, о том, как он бежал за ней, — словом, все.
Сотрудник службы безопасности что-то сказал по-немецки одному из гестаповцев, и тот вынул из кармана фотографию.
— Эта женщина звонила?
Дрожащими от волнения руками Аристидис взял фотографию и сразу сник.
— Нет… Это не она, — проговорил он упавшим голосом.
Если бы он успел увидеть женщину, звонившую перед Марианной, то наверняка узнал бы ее.
Немцы ушли, а торговый инспектор остался, крайне озадаченный всем происшедшим. Они утратили к нему всякий интерес, поскольку содержание телефонного разговора не имело отношения к фотографии, следовательно, пусть этим делом занимаются другие.
Однако Аристидис решил не падать духом и обратиться к кому-нибудь повыше. Эти нижние чины выполняют свои обязанности не рассуждая.
Он остановил такси, рывком открыл дверцу и, садясь в машину, торжественно произнес:
— В гестапо!
Как ни бился Аристидис, он не мог втолковать часовому, что ему крайне необходимо поговорить с начальством. И если бы не переводчик, случайно проходивший мимо, так бы, наверно, и ушел ни с чем.
Аристидиса провели к майору, очень похожему на гестаповцев, которых обычно показывают в кино: лысому, с моноклем и с железным крестом на груди.
— Так что ты слышал? — перевел переводчик вопрос лысого.
Аристидис повторил свой рассказ, еще сильнее волнуясь и добавляя новые подробности.
— Приметы! — сухо бросил майор.
— Высокая брюнетка, глаза черные, возраст — до тридцати, красивая…
То, что его «жертва» — красивая, Аристидис понял только сейчас.
— Одета?
— В сером костюме.
— В какой вагон села?
Он хорошо запомнил: в четвертый. И даже заметил, что пожилой офицер махал ей рукой из окна вагона.
— В каком звании?
Вот этого он не мог сказать — не потому, что был ненаблюдателен, просто погоны загораживала оконная рама.