Современный грузинский рассказ
Шрифт:
— С удовольствием, с удовольствием. И романа, где Ансельмо, не читали. Льосу, Марио Варгаса…
— Не-ет.
— И Кортасара?
— Э-э-э… Нет.
Я думал, он высмеет меня, но он поглядел с завистью:
— Счастливый вы человек.
— Почему?
— Потому, что впереди у вас огромная радость, а у меня она уже позади? Э-эх…
— Какая радость?
— Радость первого прочтения. Значит, вы южноаме…
— Извините, но, — я не выдержал, — если не ошибаюсь, респондент вы, а не я!
— А что такое респондент? — заинтересовался
— Тот, кого спрашивают.
— А-а, к вам же добавляется «ко», да? Только в начале слова, да? Ко-рреспондент…
— Нет, нет, я — интервьюер.
— Хорошо, дорогой, извольте, спрашивайте.
Но тут в ателье, нерешительно приоткрыв дверь и словно протискиваясь, ступил человек робкого вида. Респондент извинился и занялся клиентом — предложил раздеться, усадил, приподнял ему голову за подбородок и повертел в одну-другую сторону, взял у меня галстук и нацепил на него, включил яркий свет, велел человеку вскинуть голову и, сняв что-то с объектива, воскликнул: «Топ!», после чего, неловко развязав узел, с глубокой благодарностью вернул мне галстук, но я уже не сумел надеть его, так как завязывать не умею, — по утрам обычно брата прошу, а респондент сказал, сокрушаясь: «Ах ты, беда какая, и я ведь не умею, — и обернулся к клиенту. — Нет, завтра не будет, послезавтра». Вручив ему квитанцию, получив деньги, восемьдесят копеек, улыбнулся: «Будьте здоровы, дорогой», — и повернулся ко мне, с головы до ног изображая внимание.
— Извините, но время рабочее… Итак, приступим…
Тыльной стороной руки я сдвинул галстук с анкеты и приступил:
— Фамилия?
— Кежерадзе.
— Имя?
— Васико.
— Василий?
— Да, конечно, — смутился он, — извините, «ко» — это ваша привилегия, корреспондент…
— Сказал же, не корреспондент я. — И повторил отчетливо: — Интервьюер, понимаете? Год рождения?
— Двадцать девятый.
— Тысяча девятьсот… да? — сострил я.
— Разумеется.
— Пол.
— Василием меня звать, — ответил он в тон мне.
Я записал: «Муж».
— Профессия?
— Специалист по художественной фотографии.
И я приступил прямо к делу:
— Нравится ли вам ваша работа?
Тут он ответил неохотно:
— Так себе.
— Почему?
Он окинул меня внимательным, грустным взглядом и сказал:
— Я литературу очень люблю.
Мы помолчали. Потом я спросил:
— Специальную?
Он улыбнулся:
— Нет, художественную.
Я смешался, но виду не подал.
— Прекрасно, мы и литературу затронем, один из вопросов и ее будет касаться.
— Не-ет, нет, — и на лице его опять появилась улыбка — Не касаться, а начинаться и кончаться ею будут.
— Что?!
— Что? Да ваши вопросы к респонденту вроде меня.
— Откуда вы, собственно, знаете? — Я не на шутку разозлился. — Пока что я намерен выяснить, каковы коммунальные удобства в вашем доме, в каких условиях вы живете — в очень хороших, плохих или средних, и при чем тут литература, да еще в узком смысле — только
— Ну, нет. — Он усмехнулся и бесцеремонно заглянул в анкету. — Хотя у меня и нет центрального отопления, удобства все равно прекрасные — называйте их коммунальными или как вам там заблагорассудится.
— Что вы хотите сказать?
— А то, что у меня два огромных книжных шкафа, полки с книгами, удобное кресло и торшер — свет над головой.
— Но это же не коммунальные удобства?
— Смотря для кого. — И неожиданно с издевкой: — Значит, художественная литература — литература в узком смысле?
— Разумеется, потому что существует литература документальная, научная, популярная, учебная…
— Брошюру упустил, дружок.
— Да, да, — не дал я себя сбить — главное, настойчивость, упорство — и продолжал: — Любите ли кино?
— Нет.
— Почему? — поразился я.
— Кино — финансируемый конкурент.
— Чей?
— Сказал же, не люблю, — не столько ум питает, сколько тешит глаз — вот почему.
Я записал «нет», а следующий вопрос после ответа на предыдущий оказался нелепым: «Какие вам нравятся фильмы?»
Но он ответил:
— С титрами. Понятно.
Ого, не хуже меня умеет раздражаться.
Я вскипел, но тут снова появился посетитель, и человек, сказавший, что он очень любит литературу, не сдержавшись, на него излил раздражение: «Садись, говорю, садись!» — и включил такой сильный свет, что лампы протяжно загудели, потом сердито задрал клиенту голову, ухватив за подбородок, но вдруг остыл и пригладил ему волосы. «Извините, вы-то при чем… растрепались немного». И тот, опешивший, широко улыбнулся, улыбнулся ответно и респондент, один сидел застыв, другой вертелся возле аппарата, потом сказал свое «гоп», помог клиенту надеть пальто, хотя тот продолжал улыбаться, говоря: «Не надо, не надо, я сам…», и когда посетитель прикрыл за собой двери, я оторопел — на меня вызывающе и пренебрежительно смотрел совсем другой человек.
— Если угодно, продолжим завтра.
— Нет, нет, спрашивайте, слушаю вас.
И я подобрал вопрос, который никакого отношения не мог иметь к его увлечению. Я спросил:
— Что вы думаете о моде? Какая вам нравится одежда?
Он же ответил:
— С широкими карманами, все остальное — безразлично.
— Как это — с широкими карманами? Для чего?
— Чтобы влезала любая книга.
Нет, он явно был тронутый, я поднялся.
— Извините, но… меня руководитель ждет.
— Волевой и энергичный, да? Что поделаешь, всего хорошего.
Он недовольно следил, как я засовываю ручку в нагрудный карман, анкету — в портфель, и, когда я устремился к двери, бросил вдогонку:
— Вот это забыли!
Это — был галстук.
— Спасибо, всего доброго, — и осторожно, стараясь не смять, положил галстук в карман.
— А знаете, вы еще раз придете.
— Никогда! — взорвался я. Битый час потерял из-за него.
— Что ж, увидим…
— С чего вы взяли?