Современный грузинский рассказ
Шрифт:
— Еще бы не бросилось — двойник его! — убежденно заявляет тот.
— Извините, кто это такой? — спрашивает руководитель, все еще не теряя самообладания.
— Старший брат маршала.
— Какого еще маршала?
— Как какого? Бетанкура, не его же! — и он указывает на меня — представляете?! И восторженно: — А знаете, кем вы доводитесь Тамазу, если верить сходству? Дедом!
— Как вас понимать?
— Джанджакомо был от Ариадны Караско, так ведь? — призывает Клим на помощь память.
— Какой Джанджакомо, что за маршал!.. — теряется
Растерянность, смущение — не описать!.. Всем неловко, оторопело уставились друг на друга.
— А-а-а, понимаю, — произносит наконец человек, который очень любил литературу. — Вы не читали о Бетанкуре? Не читали, да?
— Не-ет… — говорит руководитель, успокаиваясь. — Какая нужда лгать… Это произведение такое?
— Ха! Произведение — и какое!.. И Льосу не читали? Марио Варгаса…
— Э-э… Нет…
— А Кортасара?
— М-м… Нет.
И внезапно респондент энергично пожимает ему руку:
— Поздравляю вас, поздравляю, счастливый вы человек, счастливый…
— Почему? — недоумевает руководитель.
— Потому, что у вас впереди огромная радость!
— Радость?
— Радость первого прочтения! — поясняет респондент.
Но тут мой руководитель вспоминает про свой будущий труд, вскидывает голову, склоняя чуть вбок, придает лицу строгое деловое выражение, опускается на стул и, барабаня пальцами по стеклу на столе, говорит:
— Позвольте задать вам несколько вопросов?
— Разумеется, пожалуйста, — респондент пытливо смотрит на него и, обращаясь к Климу: — Повесь-ка это, чтобы не мешали. — «Это» — квадратный кусок картона с надписью по-грузински и по-русски: «Перерыв».
История только начиналась, до этого были всего лишь цветочки.
Мы с Климом — как секунданты, руководитель и странный респондент сидят друг против друга. Все готово: ручка — в руках, анкета — развернута, респондент — само внимание, руководитель, прищурив глаза, разглядывает его и не спешит, нет, на него с сомнением смотрит Клим, я же с недоверием — на респондента. Двое против двух.
И руководитель начинает:
— Важнейшая, существеннейшая функция данной анкеты не сможет быть реализована на основе постановки традиционных вопросов, предполагающих учет условий быта и вообще жизни… Следовательно, их следует заменить показателями комплексной урбанизации окружающего…
Но респондент прерывает:
— Спрашивайте, пожалуйста…
— О чем спрашивать… — не понимает руководитель, слегка раздражаясь, не выносит, когда его перебивают. — Во-первых, вы не знаете, о чем я собираюсь спрашивать…
— Я и не говорил, что знаю… Впрочем, как же, знаю! Вы намерены, если не ошибаюсь, изучить мой досуг и мой же быт с целью улучшить в будущем, не так ли?
— И задавать вам вопросы без всякого вступления, без подготовки?..
— Конечно, подготовку ведь Тамаз провел. Я даже знаю, что я — респондент, а вы — интервьюер.
— Хорошо, — холодно улыбается руководитель. — Итак, вы любите художественную литературу?
—
— Прекрасно… А газеты и журналы?
— Между прочим, бессмысленное сочетание слов — «газеты и журналы», — недовольно замечает респондент. — Журнал — одно, газета — другое… Уму непостижимо, почему их увязали друг с другом, прямо-таки слили воедино.
— Н-да… А кто вам нравится из писателей?
— Который час, Клим? — спрашивает вдруг респондент.
— Без четверти четыре, — сообщает тот.
— О… Не успею их перечислить — до пяти работаем.
И вот именно тут руководитель в первый раз хмуро покосился на меня. Потом спросил его:
— Как вы поведете себя, заметив в библиотеке, что кто-то рвет книгу?
Думали, скажет: «Своими руками задушу, растерзаю», а респондент бесстрастно так: «Смотря какую книгу…»
Подобного ответа мы не ждали, не знаем, как реагировать, зато Клим — восторженно: «Прекрасно, маэстро, замечательно!..»
— Вы одни живете?
— Нет, нас двое, — отвечает респондент. — Я и брат мой — Гриша Кежерадзе. У нас и третий брат есть. О, тот совершенно особенный, нас обоих превосходит, только не живет с нами, бродит по деревням… Если мы с Гришей… как бы это сказать… да, если мы с Гришей на рассказ потянем, так он на целый роман, так-то.
— И тот, что с вами живет, любит литературу подобно вам?
— Кто, Гриша? Нет… Любить-то любит, понятно, но так, как я, нет! Э-эх, и у него была своя проблема, свое увлечение, но он впал в крайность, со всеми без разбору заводил разговор о своей проблеме, а потом решил молчать… Молчит, эх, и настраивает рояли, настройщик он…
Тут руководитель второй раз хмуро покосился на меня.
Но все же повел речь дальше, заговорил, как всегда, — убедительно, выразительно.
— Вы любите литературу — и это замечательно, чтение одна из наицелесообразнейших форм культурного времяпрепровождения, одна из форм, повторяю, — но чем не угодило вам, скажем, изобразительное искусство, чем плоха прогулка на свежем воздухе или прекрасная музыка, каковой являются творения выдающихся композиторов… Да, почему бы не ходить на бальные танцы, не уделять время радио, телевидению с их содержательными передачами на разнообразнейшие темы, почему бы не заняться каким-нибудь видом спорта, например, шахматами или чтением художественной литературы… — и тут же спохватывается, — впрочем, чтением вы занимаетесь… Да, шахматы — исключительно хорошее занятие, и вообще…
Умолк, мы ждем.
— Продолжайте, продолжайте, — неожиданно вступает Клим, — учит руководителя, указывает, что делать! Понимаю — наглость, но такая! Хотя бы на человека походил — плюгавый коротышка-головастик, сосунок кривоногий.
И возмущенный руководитель задает самый сложный, самый динамичный вопрос, он снова решителен, непреклонен и целеустремлен.
— Скажите, как бы вы устроили жизнь, будь это в вашей власти?
— Мою? Лично мою?
— Нет, любезный, — победно уточняет руководитель, — всего общества!