Современный кубинский детектив
Шрифт:
Сквозь решетку ограды виднелся внутренний дворик, довольно обширный, с еще сохранившимися растениями, за которыми, судя по всему, когда-то тщательно ухаживал хороший садовник. Скамейки едва можно было различить среди высокой травы; клумбы, от которых расходились выложенные камнями дорожки, были запущены. Ворота открылись только после второго звонка. Они вошли.
У дверей дома их ждала Хулия Пардо и после того, как они ей представились, провела их в гостиную. Мужчин не покидало тяжелое чувство при виде запустения, царившего повсюду. Даже мебель в гостиной будто бы съежилась, стала маленькой и жалкой. На стенах остались
Однако у хозяйки дома был совсем иной вид. Оба мужчины сразу заметили, что она очень хороша собой.
Допрос пошел по уже проторенному пути. Хулия не отрицала разгульного образа жизни своего супруга и призналась, что вечеринки в Сьюдамаре всегда были ей отвратительны, хотя она молчала об этом. Когда она выходила замуж за Хосе Мануэля, она никак не предполагала, что он окажется таким.
Хулия не отрицала также своего знакомства с доктором Мирамаром, другом дома и лечащим врачом. Однако категорически возражала против того, что ее будто бы навещал какой-то иностранец. Она признала, что между Рамоном Абелем и ее мужем всегда были какие-то трения, и нисколько не сомневалась, даже, пожалуй, была уверена, что Рамон Абель погиб во время своего тайного бегства из страны в мае 1960 года.
— Я слыхала, он просил Марино Альмиру, рыбака из Кайо, чтобы тот вывез его с Кубы.
— Марино Альмиру?
— Да. Он иногда возил Хосе Мануэля порыбачить в открытое море. Кажется, он родственник Петронилы, бывшей нашей служанки.
Осорио и Рубен уже слышали о Марино от самой Петронилы, но не обратили на это имя должного внимания, и вот оно снова всплывает в ходе следствия. А ведь оно начинается с «А» — с буквы, которой была подписана записка Сабасу. Итак: Альмира, Абель, Антонио, Анхель.
Они сделали пометки в своих блокнотах и уже в который раз скользнули взглядом по запертым дверям: их не оставляло ощущение, что за ними кто-то наблюдает.
— А о гномах что вы нам можете сказать?
— А что бы вы хотели услышать?
Осорио был удивлен столь смелым ответом.
— Кое-что я могу сказать, если вы имеете в виду гномов из сказки про Белоснежку, тех, что были у моего мужа.
— Да, именно, их.
— Я их продала. Троих какой-то паре, только имени их не помню, а оставшихся четверых нашему бывшему садовнику, зовут его Хайме Сабас.
— Почему вы хотели получить их обратно после того, как продали?
— Обратно? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Никогда меня не интересовали, да и сейчас не интересуют эти тряпичные куклы. Может быть, они имели какую-то цену для моего мужа, но не для меня.
— И то, что было у них внутри, тоже вас не интересует?
Она как будто бы смешалась, но только на мгновение, потом ее брови высокомерно вздернулись.
— Вы, лейтенант, говорите о вещах, которые мне не известны. Почему бы вам не взять одного из этих гномов и не посмотреть самому, что у него внутри?
— Потому что кто-то нас опередил. Этот кто-то уже вынул то, что было внутри у гномов. К тому же и самих гномов у нас нет. Этот человек украл их, украл у Хайме Сабаса.
— Очень сожалею, но ничем помочь не могу.
— Благодарим за все и приносим свои извинения за беспокойство, которое мы вам причинили и, очевидно, еще причиним. Должно быть, скоро мы опять навестим вас, чтобы уточнить некоторые детали.
—
— Ну, что скажешь? — спросил Рубен, включая зажигание.
— Ничего, Рубен, ничего. Пока ничего конкретного, но у меня создалось впечатление, что каждый, кого мы допрашивали, что-то скрывает, каждый лжет так или иначе.
— Кого ты имеешь в виду?
— Хулию, Хосе Антонио, доктора Мирамара, его жену. Каждый из них говорил неправду, я это знаю, а сделать ничего не могу, потому что нет доказательств.
— Куда мы теперь?
— На Кайо-Гранма, поговорим с Марино Альмирой.
— Обычно рыбаки отплывают подальше от берега, туда, где море уже не синее, а черное, глушат мотор и бросают в воду удилище с крючками. Вы никогда не ловили осьминогов, ронко и магуэло?
Марино сматывал канат, конец которого высовывался из трюма на корме. Суденышко тихонько покачивалось, натягивая трос, которым было пришвартовано к молу Кайо.
— Течение несет тебя, так что ты и не замечаешь, «Амалия» очень послушна, не может противиться. И течение понемногу толкает ее, удилище натягивается, рыба уже на крючке, и, если Дядя Сэм не плавает поблизости, улов будет отличный.
Марино откусил конец самокрутки и выпустил дым. Лицо его сморщилось, будто он смотрел прямо на солнце, и морщины казались еще глубже на этой дубленой коже. Он обратил взгляд на Осорио и Рубена.
— Я, лейтенант, всегда ловлю рыбу между Морро и Галетон-Бланко. Там и живет этот Дядя Сэм, акула, среди затонувших испанских кораблей, там он и сожрал Тоньина и Жеронимо. Первым Жеронимо. И это меня не удивляет. Жеронимо был красавцем и не боялся морских чудовищ. Он полагался на свой нож, которым убил нескольких акул. Мне кажется, Дядя Сэм его ненавидел либо решил отомстить за всех убитых собратьев. Жеронимо не думал, что он такой большой, пока тот не вцепился в руль лодки. А оказался он огромным. И Жеронимо не рассчитал свои силы, когда схватился с ним.
Он снова сделал паузу, вынул погасшую самокрутку изо рта. Осорио протянул ему спички.
— Правда, имя у него появилось позже. Я дал ему это имя потому, что тварь он коварная и злая. В тот день с утра уже было как-то тревожно, да и вино, известно, плохой советчик. Хосе Мануэль со своими друзьями приехали половить рыбу и сидели, где вы сейчас сидите. Хосе Мануэль вдруг сказал, что Жеронимо дерется с морскими зверями потому, что знает их всех. Женщины удивились, а какой-то толстяк рассмеялся и сказал, что этого не может быть. Тут они все заспорили, одни соглашались с Хосе Мануэлем, другие с толстяком. А Жеронимо только головой кивает, он был из тех, кто в словах не нуждается. Все эти приезжие хотели поразвлечься, а Жеронимо слушал одного толстяка, который все твердил, что для того, чтоб сражаться с морскими чудищами, нужна храбрость. А у Жеронимо ее было в избытке, но и выпил он уже с избытком. И будто бы кто нарочно подстроил, появляется вдруг в море эта акула, тогда у нее еще не было имени, и Жеронимо бросается в воду, чтоб уже не вернуться. Все видели, как он всадил в нее нож по самую рукоятку. Но акула даже не почувствовала, а от Жеронимо лишь кровавое пятно осталось. Толстяк глупо хихикнул, а у меня в мозгу эта страшная картина так навсегда и отпечаталась.