Современный Румынский детектив
Шрифт:
Что ж, можно считать беседу законченной. Я извиняюсь за причиненное ему беспокойство, и он уходит, столь же непринужденный и спокойный, как и пришел.
— Ну и подонок! — восклицает с омерзением Поварэ.
— Подонок, родившийся в сорочке, — уточняю я.
— А тебе не приходило в голову, что он-то и мог быть убийцей?
Я отвечаю не сразу. Поднимаюсь со стула, закуриваю, разминаю ноги. Потом подхожу к Поварэ и заявляю ему со всей определенностью:
— Нет, не приходило. И не придет. Пока я не съезжу в психиатрическую больницу и не ознакомлюсь с историей болезни Лукреции Будеску, а также пока я не возьму
Но Поварэ и не собирается спорить со мной, он только позволяет себе заметить, что не мешало бы мне позвонить Лили. Я направляюсь к телефону, поднимаю трубку, но набираю совершенно другой номер:
— Гараж? У телефона капитан Роман. Вышлите машину к центральному подъезду. Я уже спускаюсь!
15
В больнице меня провели в кабинет доктора Титуса Спиридона и попросили подождать: доктор на утреннем обходе, который должен закончиться с минуты на минуту.
Эта небольшая пауза пришлась мне очень кстати — кресло глубокое, удобное, в нем волей-неволей приходишь в себя, сосредоточиваешься, вокруг полнейшая тишина, можно без помех и не торопясь обдумать все детали убийства или самоубийства Кристиана Лукача. С наибольшей достоверностью выделяются при всей своей противоречивости две стороны этого дела, достаточно, впрочем, неясного в целом. Первая — отношения между студентом и его учителем, — имеет прежде всего сугубо нравственный, этический характер. Если факты, которые сообщил следствию Тудорел Паскару, после тщательнейшей проверки подтвердятся, о них следует тут же поставить в известность соответствующие организации, прессу, ну и так далее. Размышляя теперь в тишине об этой стороне дела, я подумал, что все сказанное мне двоюродным братом жертвы как бы таит в себе некий намек: «Вот вы меня обвиняете, что я такой-сякой, родимое пятно проклятого прошлого, паразит на здоровом теле общества… что ж, я такой, какой я есть, не лучше и не хуже. Но я и не претендую на особое положение в этом обществе в отличие от одного из виднейших его членов — знаменитого художника Валериана Братеша».
«Н-да… мы еще поглядим, у кого из вас больше — у тебя или же у Братеша — рыльце в пуху, — отвечаю я ему мысленно, — он-то хоть не осмелился говорить со мной напрямик об интимной подоплеке жизни своего студента, ну и заодно о своей, само собою!»
Вторая сторона этого дела относится к собственно преступлению, жертвой которого стал Кристиан Лукач, и уж у нее-то характер сугубо уголовный. С этой точки зрения более всех меня интересует Лукреция Будеску. Исходя из всего, что уже известно следствию, Григораш предполагает, что тут действовал «преступник неопытный, но изобретательный». Лукреция Будеску более всех других подпадает под эту формулировку. Человек с нарушенной психикой иногда может доставить куда больше хлопот, чем тот, у кого опа в полном порядке. Особенно в случае, когда душевнобольной действует до определенного предела в полном соответствии с нормальной логикой. В подобных казусах отклонение от нормы проявляется лишь в маргинальных, чрезвычайных обстоятельствах, приводящих, как правило, к неизбежным трагическим последствиям.
Начальная стадия этого дела вырисовывается следующим образом: не в состоянии
Но тут в моих рассуждениях наступает провал, полная тьма: я ничего не знаю о самом механизме преступления. Мне совершенно необходимо получить консультацию специалиста-психиатра.
Мои размышления прерывает открываемая с грохотом, будто ее кто высаживает снаружи, дверь, и порог кабинета переступает маленький хиленький человечек с огромной, лысой головой на узеньких плечиках. Толстенные стекла его очков свидетельствуют к тому же о сильной близорукости.
— Это вы — из милиции?
Вопрос звучит несколько агрессивно, чтоб не сказать враждебно. Без сомнения, это он и есть — доктор Титус Спиридон. Я поднимаюсь с кресла и делаю шаг ему навстречу. Доктор беззастенчиво изучает меня сквозь окуляры. Я показываю ему свое служебное удостоверение, но он отказывается в него даже заглянуть и с тою же агрессивностью накидывается на меня:
— Это не я врезался в его машину! Я ехал по своей полосе, но этот идиот на своем «рено» даже не заметил меня! Ездят, видите ли, как слепые!
Я не могу удержаться от смеха. Пораженный моей реакцией, доктор замолкает на полуслове, предположив, видимо, что перед ним потенциальный пациент его лечебницы.
— Я не из автоинспекции, — спешу я разрядить ситуацию, — я пришел по поводу больной Лукреции Будеску, которую доставили к вам в больницу сегодняшней ночью.
Доктор хмурится, нервно поправляет сползающие с носа очки и проходит за свой стол, на ходу приглашая меня присесть.
— Я к вашим услугам. Что именно вас интересует в связи с Лукрецией Будеску?
— Как она себя чувствует? У нее вчера был, по-видимому, сильный припадок и…
— Прежде всего уточним: Лукреция Будеску — старая наша «клиентка». В настоящий момент она спит. И проспит еще несколько суток. Снотерапия. Это единственный способ вывести ее из того состояния, в каком ее к нам доставили. Вы ей приходитесь родственником?
— Нет. Я пришел к вам по служебной надобности.
— Ну да?! — недоумевает доктор.
Только сейчас я замечаю нервный тик, которым он страдает: время от времени брови у него взлетают вверх, будто хотят оседлать очки.
— Вы говорите, что она старая ваша пациентка. Стало быть, вы знаете ее давно?
— Я знаю ее уже лет тридцать, она больна с ранней юности, чуть ли не с детства. Впрочем, за последние пятнадцать лет она не обращалась к нам за помощью. Что с ней случилось?
— Сейчас я вам все объясню, думаю, что это вас заинтересует. Я рад, что мы с вами сразу перешли к существу дела. Надеюсь, что вы нам поможете прояснить довольно-таки сложный вопрос.
— Ну да?! — опять восклицает доктор. Но тут же уточняет: — Помочь-то я вам помогу, но с одним непременным условием: вы тоже должны помочь мне в смысле автоинспекции… Этот кретин, ну, который наехал на меня на своем «рено», должен получить по заслугам!