Современный Румынский детектив
Шрифт:
Но ему и этого показалось мало, он увел у Кристи и девушку. Бросил жену, детей. Что ни говори, Потропела хороша собой и вообще личность, не говоря уж о том, что она дочь некоего… некоего, скажем так, высокопоставленного лица.
— А как относился сам Кристиан Лукач к своему учителю?
Тудорел Паскару только рукой махнул на мой вопрос.
— Он был до предела наивен, чтоб не назвать это иначе. Его совершенно не интересовала материальная сторона творчества, как и то, что Валериан Братеш использует его ради собственной славы. Он болезненно переживал потерю Петронелы, но и после
Я ухватываюсь за явное противоречие в показаниях «ресторанной мрази» и без стеснения тыкаю его в это носом:
— Вчера вы дали мне понять, что ваш двоюродный брат покончил с собою по вине Братеша, а теперь из ваших слов следует, что он не только его ни в чем не винил, но даже оправдывал все его действия.
В глубине его глаз вспыхивает яркая искорка, отчего лицо Тудорела становится просто-таки вдохновенным:
— Как бы вам это объяснить, господин капитан… Как это ни покажется странным, Кристи был чрезвычайно самолюбив… Ему казалось, что он парит где-то высоко над мелочностью и ничтожностью жизни, а на самом деле он мучился самыми обыкновенными земными муками… Я убежден, что он кончил жизнь самоубийством именно из-за своего «мэтра».
«Я-то знаю, что он был убит, — отвечаю я ему про себя, — напрасный труд пытаться убедить меня, что он сам покончил с собою!..»
— Как отнесся Кристиан Лукач к тому, что отец лишил его наследства?
И на этот раз он не отводит взгляда:
— Очень спокойно, словно заранее знал, что так оно и будет.
— Правда ли, что он собирался опротестовать это завещание через суд? — прибегаю я ко лжи.
Паскару лишь снисходительно усмехается:
— Ничего подобного. Мне он сказал лишь вот что: «Не думай, что тебе удастся пустить по миру художественные ценности, собранные моим отцом… Есть закон, охраняющий такие коллекции, вот почему я спокоен».
Тут-то и наступает время подвергнуть решающему испытанию искренность Виски:
— Когда вы в последний раз виделись с вашим двоюродным братом?
Он отвечает без запинки:
— В день самоубийства, у него дома… Ему было не по себе, у него начались боли из-за камней в почках, он чувствовал приближение приступа. — Тудорел вдруг замолкает, взгляд его напрягается. По-видимому, он принял какое-то решение, прежде чем продолжить рассказ: — Недели две назад он попросил меня достать ему морфий. Он испытывал страшные боли во время этих приступов, и одна мысль о том, что с ним опять может такое случиться, приводила его в ужас. Он хотел, чтобы у него был морфий про запас, на всякий случай. Он сам себе делал уколы.
— Почему? Разве он не мог вызвать «неотложку»?
— Однажды он ее вызывал… а она прибыла через четыре часа, он чуть не отдал богу душу. С тех пор он и слышать о ней не хотел.
— У него дома было все необходимое, чтобы самому сделать себе укол?
— Не знаю. Я хотел ему помочь. Я был несколько раз свидетелем
— Вы чем-нибудь больны?
— С некоторых пор меня беспокоит печень… Я и решил убить сразу двух зайцев. Виктория Мокану устроила мне консультацию у профессора, но что касается морфия — отказалась наотрез. Потом я заехал к Кристи, чтобы сказать ему, что не сумел сдержать свое обещание.
— В каком состоянии вы его нашли?
— Хоть я и провел у Кристи больше часа, мы почти не разговаривали. Он был хмур, раздражителен, ждал приступа. Он даже не встал с постели — лежал, слушал музыку, у него были замечательные записи… Кстати, я ему и достал в свое время этот магнитофон.
Я вздрагиваю. Неважно, заметил это Паскару или нет. Он сам заговорил о магнитофоне.
— В котором часу вы ушли от него? Хотя бы приблизительно?
Он задумывается ненадолго, потом отвечает:
— Около половины пятого.
Теперь он ждет моей реакции. Но кажется, следующий мой вопрос застает его врасплох:
— Уходя, вы забрали с собой магнитофон?
— То есть как забрал? Он ведь принадлежал не мне. Когда я уходил, Кристи продолжал слушать музыку… я даже отметил про себя, какая это печальная, грустная музыка…
— Магнитофон исчез.
Эта новость ставит его в тупик.
— Невероятно! — восклицает он. — Ведь я же видел его собственными глазами на ковре у постели… Я даже удивился: к магнитофону почему-то был подключен микрофон…
«Если я поверю ему, — говорю я себе, — я должен предположить, что убийца и похититель магнитофона — одно и то же лицо… то есть Лукреция Будеску».
Я снова задаю вопрос:
— Кстати, о морфии… В конце концов ему все же удалось его достать?
— Нет… во всяком случае, так он мне сказал.
— Вы еще пытались у кого-нибудь, кроме Виктории Мокану, достать морфий?
— У Петронелы. Я встретил ее совершенно случайно на бульваре Шестого марта напротив кафе «Чирешика». Она спросила, не знаю ли я, как поживает Кристи, я рассказал ей, в каком состоянии он находится, и заодно попросил ее достать морфий. Но и она даже слышать об этом не хотела.
— Но при желании она могла бы это сделать?
— Полагаю, что могла бы. У нее сейчас как раз практика в онкологии, а это по нынешним временам единственное место, где можно достать морфий — из-под полы, естественно.
Я могу быть удовлетворен итогом беседы с Тудорелом Паскару, известным также под кличкой Виски. Его искренность мне показалась убедительной, и я в достаточной степени уяснил себе природу отношений между студентом Кристианом Лукачем и его учителем. Молодой бездельник, сидящий передо мной, наследник старика Лукача, совершенно убежден, что именно эти-то отношения и заставили Кристиана Лукача сунуть голову в петлю. Интересно, если бы он знал, что его двоюродный брат не покончил с собой, а был убит, как бы он себя повел?.. Жаль, что я не вправо даже проговориться ему об этом: мне пока не хватает доказательств.