Современный югославский детектив
Шрифт:
Да, остальное о них я знал. Меня, однако, больше беспокоили другие, те, что остались на яхте. Я спросил:
— Значит, на яхте оставались владелец, Левняк, Джон и Црнкович? И немец? Вы не знаете, что они собирались делать дальше?
Джурич пожал плечами.
— Не знаю… И что они с тем доходягой сделали, которого приволокли, тоже не знаю…
Я чуть не подскочил от изумления.
— С каким еще доходягой? До сих пор вы о нем не упоминали!
Джурич заволновался.
— Разве?.. Ей–богу, я не нарочно… Просто забыл… Это тот, которого мы с Бреслом привезли
Владо Мандич! Час от часу не легче!.. Он–то как угодил на яхту Пьера Кьезы?
Джурич продолжал:
— Его привезли Левняк и немец, связанного, а мы его втащили на яхту. Потом его Левняк затолкал в ящик, там он все время и был…
Оставалось еще много невыясненных моментов. Например, кто в Загребе с вокзала послал через носильщика письмо Црнковичу? Затем, кто ликвидировал Янеза Врховчева и за что? И как Владо Мандич попал в руки преступников — случайно или же они его выманили у Младена? А может, он сам к ним кинулся, только они ему больше не верили и потому связали? Дальше: сознательно ли Црнкович провел меня или действительно не имел возможности предупредить, уж больно ловко с ним управились похитители?
И наконец, самое главное: чего, собственно, добиваются эти люди — немец по имени Вернер и Петар Левняк? Для чего им нужен Црнкович? На что сплетается эта хитроумная игра, в которой двое уже погибли, а не дай бог, и третий?..
Всего Джурич, конечно, не знал. Он был в этой игре лишь пешкой, хотя в своих показаниях пытался представить себя еще незначительнее, надеясь на смягчение наказания.
Я переглянулся со следователем, сидевшим рядом, и он дал милиционеру знак увести Джурича. Машинистка вынула из машинки протокол допроса и, дав ему подписать, положила протокол перед нами. Затем и она покинула комнату.
Следователь закурил предложенную мной сигарету.
— Вы ему верите? — поинтересовался он.
Я отрицательно покачал головой.
— Не совсем. Ясное дело, он пытается приуменьшить свою вину. К примеру, он даже не заикнулся о том, что оглушил нашего сотрудника, когда поджидал Црнковича у черного хода «Паласа». Разыгрывает безобидного простачка. Но думаю, что про других членов банды он говорил правду. Хотя и тут, может, кое о чем умолчал…
— Вы собираетесь его допрашивать еще?
— Нет. Предоставляю это удовольствие вам. Мне с ним хороводиться некогда. Других дел по горло. Прежде всего надо узнать, что там с раненым…
Следователь придвинул телефон и набрал номер больницы. Поговорив на словенском с дежурным врачом, обернулся ко мне и с видимым удовольствием сообщил:
— У негра полный порядок! Ему сделали переливание крови, и скоро с ним можно будет побеседовать!
Молча раскланявшись, я поторопился покинуть гостеприимный кабинет. Надо было спешить в больницу!..
XV
Гарриса, как тяжелобольного, поместили отдельно в маленькой, уютной палате. Сестра дежурила при нем неотлучно. Она встала, когда я вошел в сопровождении врача. Раненый был очень слаб, лицо сохраняло нездоровый цвет, хотя был он уже в сознании и даже попытался улыбнуться, увидев меня: вероятно, узнал…
Чтобы
— День добрый, господин Гаррис! Вы представить себе не можете, как я рад, что вам лучше!
Я обратился к нему по–английски. Он опять улыбнулся и слабым голосом ответил:
— Спасибо… Я вас сразу узнал… Это вы позвали врача… Только я совсем не Гаррис. По–настоящему я — Кастеллани. Отец у меня был итальянцем, а матушка из Сомали…
Я сделал ему знак не затруднять себя излишним разговором, все ясно: он взял другую фамилию, чтобы перед Пьером Кьезой и компанией играть роль американского негра, дезертира. На самом деле он был итальянским подданным и — ничего странного — служил в итальянской полиции.
— В таком случае не лучше ли нам перейти на итальянский? — спросил я. Кастеллани согласно кивнул. Врач предупредил:
— Прошу вас не утомлять его слишком длинной беседой. Опасность еще не миновала… А вы, — это адресовалось уже сестре, — зовите меня сразу же, как только заметите, что раненому стало хуже!..
Сестра, молча кивнув, удалилась в угол, где стоял другой стул, и села там, не проявляя никакого интереса к нашему разговору, который, по всей вероятности, и не понимала: он протекал на итальянском. Как только врач вышел из комнаты, я заговорил:
— Доктор просил не утомлять вас. Потому говорите как можно короче, а я постараюсь не задавать вопросов, требующих длинных и сложных ответов. Итак, я уже знаю, что вы служите в итальянской полиции, с которой мы вместе ведем розыски одной группы преступников. Той самой, в которую были внедрены вы. Мне известно все, что происходило до появления Мирко Црнковича на яхте. До того момента, как он напился…
Кастеллани протестующе повел головой, стал объяснять:
— Он не напился, его оглушили наркотиками. Сперва подбавили морфия в виски, а потом дали вдохнуть «райский газ»… «Райский газ» — разновидность так называемого «препарата истины». Вдыхается он через маску, подобную той, какие употребляют в больницах при анестезии. Под действием «райского газа» человек полностью теряет контроль над волей и безропотно отвечает на все вопросы, которые ему задаются. Он пребывает в своего рода трансе и потом не может вспомнить ничего из происходившего. Однако этот транс не мешает отвечать на поставленные вопросы вполне толково.
— Понимаю, его допрашивали одурманенного. А вы не подслушивали допрос?
Ведь пытались же его за что–то убить! Может, он обнаружил слишком большой интерес к допросу и вызвал подозрения?
— Это было невозможно… Но я знал что они готовятся кого–то допрашивать. Мне удалось спрятать в каюте магнитофон…
— Понятно!.. Тогда вас и обнаружили?
— Не тогда… Позднее…
— Значит, разговор вам удалось записать?
Он чуть заметно кивнул.
— А лента с записанным разговором? Где она? — продолжал выспрашивать я, волнуясь все больше. Ведь на ленте находилась разгадка всей этой истории. Если только ее не отняли у него или не уничтожили!..