Современный югославский детектив

Николич Милан

Я тоже выхватил пистолет. Две пули Левняка жикнули мимо, а третью он не успел выпустить — я угодил ему в колено с первого раза. Вскрикнув, он зашатался и упал, пистолет отлетел в сторону. Позади меня тоже вскрикнули — сперва Весна, потом кто–то еще… Обернуться не было времени, надо было управиться с Райхером…

Однако пистолет не потребовался. Увидев, что раненый Левняк корчится на земле, Райхер отбросил оружие и поднял руки.

Со всех сторон к нам сбегались люди: корчмарь из «Якоря», его клиенты, прохожие. И два знакомых милиционера — познакомились, когда я готовил засады.

— Арестовать обоих! — приказал я. — И вызвать «скорую помощь»!

Я

повернулся и стал проталкиваться сквозь образовавшуюся толпу. Весна стояла окаменевшая, живая и невредимая. Видимо, кричала со страху, увидев пистолеты и услышав пальбу. Но тот, другой крик, который я слышал!..

Старик подметальщик лежал на тротуаре возле тачки с мусором. Заплутавшаяся пуля Левняка, не найдя меня, угодила в старика. Я подбежал к нему, нагнулся и стал нащупывать пульс.

Он был жив, только потерял сознание, пуля попала в плечо. Я приподнял его и держал до тех пор, пока под вой сирены не прибыла «скорая помощь». Вторая уже за сутки… Я подозвал врача, чуть ли не на ходу выскочившего из машины.

— Доктор, помогите сначала этому человеку, — сказал я. — Потом арестованному…

Павел Павличич БЕЛАЯ РОЗА

Plava ruza.

Pavao Pavlici'c,

Zagreb, 1977.

Перевод с хорватскосербского Т. Поповой

I

Дождевые капли глухо стучали в оконное стекло. Филипп Гашпарац стоял возле пропахшей табачным дымом зеленой шторы и смотрел, как затихало движение транспорта на площади Свачича. Словно морская волна, стремительно накатывали мокрые крыши автомобилей, а гул моторов в шелесте майского дождя звучал мягко и как будто доверительно, нарастая всякий раз, когда зажигался зеленый огонек светофора. Иногда казалось, что ритм капель совпадает с тиканьем больших старинных часов на стене. Филипп Гашпарац вздохнул. Домой идти не хотелось. Хотя было уже почти девять.

Он отошел от окна, опустился в кресло, предназначенное для клиентов, принялся оглядывать огромный, со вкусом обставленный кабинет шефа адвокатской конторы, каковым он и являлся. Кожаные кресла, диван, массивный письменный стол орехового дерева, круглый столик, на нем — большая пепельница для посетителей, два вместительных шкафа с делами. В минуты усталости или когда его что–то угнетало и не хотелось идти домой, Гашпарац рассматривал все эти предметы, стараясь почувствовать себя их хозяином. Но ему это редко удавалось. Налаженное дело он получил в наследство от тестя, Алойза Бизельчана и никак не мог к этому привыкнуть: сознание, что все это приобретено чужими руками, не покидало Гашпараца. Подобное ощущение особенно усиливалось в такие вот вечера, когда, утомившись за день, он усаживался в кресла для посетителей, ибо чувствовал себя в них более на месте, чем за адвокатским столом.

В пустой комнате звонок телефона прозвучал как выстрел.

— Алло!

— Это ты? Я звонил к тебе домой, и Лерка сказала, что, может быть, ты еще у себя.

— И, конечно, сделала акцент на «может быть», — вздохнул Гашпарац.

— Почему ты так думаешь?

Звонил Владо Штрекар, добрый приятель Гашпараца еще со студенческих лет. Неизвестно почему они приметили друг друга сразу же, еще на первом курсе, на общих лекциях, потом оказались в одной группе по военной подготовке, встречались в столовой и постепенно начали вместе заниматься. Закончив университет,

Штрекар сначала решил отслужить в армии, а Гашпарац поступил в контору Бизельчана, затем женился и уже потом — в армию. Когда он вернулся из Призрена, Штрекар работал в милиции. Они виделись редко, хотя, бывало, сотрудничали. Несколько раз в году ходили друг к другу в гости с женами и детьми и тогда подолгу разговаривали. Звонок Штрекара поверг Гашпараца в недоумение.

— Видишь ли, я звоню по делу, — сказал милицейский инспектор, — иначе не стал бы нарушать твой драгоценный покой. — Из этого Гашпарац понял, что Штрекар догадывается о его нежелании идти домой. — Мне нужно у тебя кое о чем спросить.

— На ночь глядя? Что–нибудь срочное?

— Ты же знаешь, как у нас… Послушай. Нет ли у тебя клиентки по имени Ружа Трешчец?

— Ружа Трешчец? Нет.

— Ты уверен? Все–таки твоя фирма…

— Знаю, знаю, большая канцелярия, множество дел, служащие и так далее, — поспешил прервать его Гашпарац. — И тем не менее все проходит через мои руки. Похожей фамилии мне не попадалось — во всяком случае, за последние два года.

— Неужели два года, как умер старик?

— Да. Так в чем дело?

— Значит, ты уверен, что она не твоя клиентка? А может, она проходила по какому–нибудь делу как обвиняемая, свидетельница или еще как?

— Это надо посмотреть, — сказал Гашпарац.

— А что, если я заскочу к тебе сейчас? Тут через Зриневац пару шагов, я буду мигом.

— Ради бога. — Гашпарац обрадовался, ибо тем самым откладывалось его возвращение домой. — А в чем дело? Кто такая эта Ружа Трешчец?

— Машинистка из «Металлимпэкс».

— И что с ней?

— Убита вчера вечером.

— Какая же связь…

Однако Штрекар уже положил трубку. Гашпарац встал и подошел к окну. Возникал вопрос: грозят ли неприятности его конторе в том случае, если эта женщина была как–то с ней связана. Адвокат пожал плечами. Он все еще не приучил себя волноваться из–за служебных дел. Гашпарац исполнял обязанности корректно, приобрел репутацию солидного юриста, но в отличие от коллег процветание своей конторы не отождествлял с личным успехом, у него постоянно было ощущение, что работает он за другого. И посему, размышляя об убитой женщине, он пришел к выводу, что, по всей вероятности, она была связана с кем–то из его бывших клиентов.

Гашпарац остановил взгляд на висевшей над письменным столом фотографии тестя. Седой, несколько старомодный господин, очки в золотой оправе, колючие короткие усики и длинные пальцы, которые даже и на фотографии казались желтыми от табака. Алойз Бизельчан унаследовал дело от своего отца, известного еще во времена Австро–Венгрии по ряду нашумевших процессов, а сам Алойз, или Лойзек, до войны защищал кого–то из левых, чем и приобрел популярность. Не отводя взгляда от фотографии, Гашпарац пододвинул телефон.

— Добрый вечер, мама, это я. — Трубку подняла Адела, его теща. Как он и предполагал, она торчала у них. — Я задержусь. Звонил Штрекар, у нас срочное дело. Будьте любезны, скажите Лерке, что… Да, да. Спасибо. Спокойной ночи.

Он вздохнул, продолжая рассматривать портрет тестя. Подумал, сколько раз старик вот так же, как он сейчас, сидел здесь, в кабинете, курил, вздыхал, бесцельно переставляя на столе предметы, терзаемый заботами: то ему угрожали закрытием конторы, то стало известно, что, кроме Лерки, у них не будет больше детей, потом Лерка забеременела от однокурсника, бросила юридический, он страдал от мысли, что контора утратит его имя; затем замужество Лерки…