Совсем другое небо (сборник)
Шрифт:
Грузовик стоял на шоссе. Три солдата возле него уже не смеялись. Они наставили автоматы на людей вокруг загона. Карлик офицер размахивал оружием. Пленных построили парами, и охранник, шедший на марше в конце колонны, начал считать. Пересчитал еще раз…
— Одного нет, — шепнул он капралу.
Они стали считать еще раз вместе. Капрал не терял присутствия духа и отрапортовал согласно инструкции: все в порядке. Офицерик долго проверял бумаги: цифры не совпадали с наличием. Наконец он возвратил бумаги капралу.
Пленные
А в углу загона лежал оставленный Яном мешочек с овсом. Когда офицерик заметил это, глаза его зажглись злорадством.
— Все в порядке? — спросил он капрала еще раз.
— Да.
— А это что? — офицерик указал на улику.
Капрал начал усиленно соображать, но, прежде чем ему что-нибудь пришло в голову, от колонны отделился седой пленный в обгоревшей шинели, спотыкающейся походкой направился в угол загона и, подняв мешок, натянул на себя его веревочные лямки. Капрал облегченно вздохнул.
— Na gut, — проговорил офицер. — Но не думайте, что вы легко отделаетесь. Я подам рапорт…
Сорок девять измученных до предела мужчин стояли по стойке «смирно», а один крохотный человечек, заложив руки за спину и испытывая блаженное чувство колоссального превосходства, прогуливался перед ними, вглядываясь в их лица. И вдруг на его лице отразилась нескрываемая радость. Он прыгнул вперед и вытащил из шеренги седого пленного с мешком Яна за спиной. Свой же, наполненный продуктами сельчан, седой пленный тщетно пытался прикрыть полой драной шинели.
Представьте себе эти два мешка из грубой льняной ткани! Они лежали у ног седого человека в обгоревшей шинели. Один из автоматчиков переводил на плохой чешский язык слова офицера:
— Один русский бандит убежал. Если он через три минуты не вернется, другой бандит, который ему помогал, будет расстрелян.
Представьте себе часы на руке у офицера. Секундная стрелка этих часов не знала милосердия. Ян как будто видел, как она перепрыгивала с деления на деление. Он будто слышал тиканье механизма, приводившего ее в движение. Это тиканье, как удары кувалды, билось в его мозгу. И опять перед его глазами пронеслись картины прошлого. Вот он бежит через молодые посадки и высокий лес. И видит свою мать. Мамочка!..
— Одна минута, — металлическим голосом произнес распорядитель жизни и смерти.
«Ты что тут делаешь, сынок?» — «Я… мамочка…» — «Ты опять убежал из школы?..» — «Мамочка, не сердись, я… я должен…»
Мать протягивает к нему руку и гладит его по лицу жесткой, потрескавшейся ладонью. «Из школы нельзя бегать, мальчик… Вернись… И извинись перед паном директором…»
— Две минуты, — произнес карлик офицер и вынул из кобуры парабеллум.
— К черту! Ты должен выдержать! Выдержать!!! — шепнул ему брат, но Ян его не слышал. Мысленно он уже плелся со своим товарищем во главе колонны.
— Что бы ты… — проговорил он. — Что бы ты сделал… на моем месте?..
Казалось, он не дождется ответа, но седой все-таки открыл рот. «Не так много осталось… что мы еще можем сделать…» — сказал он.
— Еще пятнадцать
В этот момент Ян отпустил руку брата, скинул с плеч почтальонский плащ, снял с головы фуражку и, преодолев барьер, медленно пошел к центру загона. Подходя все ближе к седому русскому, он смотрел ему прямо в глаза.
Совсем другое небо
Он не говорил никому ни слова, так как знал, что все равно сделает это. Не раз ему хотелось поделиться своим замыслом с матерью, но в самый последний момент всегда воздерживался от этого. Он знал, что мать рассказала бы отцу, а тот, конечно, запретил бы ему эту затею. «Тебе в голову приходят одни дурацкие идеи!» — сказал бы отец.
Итак, он никому не проговорился. И вот как-то раз, в пятницу, сидя в полном одиночестве в комнате, принадлежащей теперь ему, ему одному, он взглянул на фотографию брата, висевшую над его постелью, которая уже давно не разбиралась, и вдруг понял, что больше не может ждать ни одного дня. Он сказал родителям, что в субботу едет со школой на экскурсию «по родному краю», продал Губачеку из седьмого «А» свою коллекцию марок и утром, на рассвете, сел в поезд, который провез его через четвертую часть территории республики и доставил сюда, в это место, где было совсем другое, чем над их домом, небо.
Казарма находилась недалеко от вокзала. Он всего лишь раз спросил, как к ней пройти, и вскоре увидел три больших здания, обнесенных забором из проволочной сетки. Между строениями стоял танк.
Он спешил всю дорогу. Ну а теперь он просто летел к воротам казармы.
Путь преграждал шлагбаум. Возле него стояла деревянная будка, разрисованная красно-белыми полосами. Возле будки ходил солдат со штыком на ремне.
— Тебе чего, молодой человек?
— У меня тут брат!
— Где, там? — Солдат ткнул пальцем себе за спину, в сторону танка и строений.
— Да… Он там служит.
От казарм к воротам шли два солдата. Они несли котел с едой. Солдат со штыком повернулся спиной к мальчику и стал смотреть на тех двоих. Мальчик тоже смотрел на них. Он все еще не мог отдышаться.
— Куда направился, Балоун? — спросил солдат со штыком.
— А тебе какое дело? — сказал более рослый из двоих и надвинул солдату со штыком фуражку на глаза.
— Увольнительная подписана?
— Какая тебе увольнительная?
Мальчик вместе с часовым смотрел вслед солдатам, которые понесли котел вдоль казарменного забора.
— Его зовут Фиала. Штепан Фиала, — сказал он.
— Кого?
— Моего брата.
— Не знаю такого, — ответил солдат. — Правда, голубок…
— Не может быть! — сказал мальчик. — Он тут проходит службу.
— Давно?
— Уже давно…
— Я должен был бы знать его, — произнес солдат. — А раз я никакого Фиалу не знаю, значит, сам, голубок, понимаешь…
— Да нет же, — сказал мальчик, качая головой. — Я приехал к нему.
— Приехал?..
Мальчик кивнул.
— Я думал: ты здешний.