Совы в Афинах
Шрифт:
“Оймои!” Воскликнул Соклей. “Я об этом не подумал, но ты прав”.
Деметрий крикнул: “Пусть в город разойдется весть - фактически, я отправлю ее, - что я поговорю с любым представителем Деметрия из Фалерона, которого пришлют ко мне. Ибо он, несомненно, должен видеть, что его время в Афинах прошло, что полис теперь в моих руках и что я буду освобождать его в соответствии с приказами моего отца ”.
“Давайте разберемся с нашими делами здесь, а затем вернемся в Афины как можно быстрее”, - сказал Соклей. “Я не знаю, будет ли у нас еще такая
“В этом больше смысла, чем мне хотелось бы”, - сказал Менедем. “Я надеюсь, людям Деметриоса не придет в голову разграбить Афродиту.”
“Как ты предлагаешь остановить их, если они это сделают?” Мрачно спросил Соклей.
“Мы не можем”, - ответил его двоюродный брат, что было именно тем, о чем думал Соклей. “Вот почему я надеюсь, что они этого не сделают”.
Двое родосцев поспешили на торговую галеру. Когда они добрались туда, то обнаружили обычно невозмутимого Диокла в хрупком состоянии. “Клянусь богами, молодые господа, когда я увидел этих солдат на набережных, я подумал, что мы станем чьими-то опсонами. Может быть, я ошибаюсь, я надеюсь, что ошибаюсь. Но...” Он вздрогнул. “Это были плохие несколько минут, пока Деметриос не начал говорить. Афиняне проглотили это, не так ли? Он может очаровывать птиц прямо с деревьев ”.
“Рано или поздно, однако, мы узнаем, говорит ли он правду”, - сказал Соклей.
“Это так”, - согласился гребец. “Что нам теперь делать? Сидеть тихо и надеяться, что это так?”
Это было решение Менедема, а не Соклея. “Да, я думаю, что так оно и есть”, - ответил Менедем. “Нам пришлось бы оставить больше половины экипажа, если бы мы попытались улизнуть сейчас, и кто знает, позволит ли флот Деметриоса кому-нибудь уйти? Если он говорил хотя бы часть правды, с нами все будет в порядке ”.
“Если кто-нибудь доставит нам неприятности, мы должны кричать во всю глотку, что мы родосцы”, - сказал Соклей. “Грабить афинян - это одно дело для людей Деметрия - до сих пор Афины были на стороне Кассандра, а Кассандр и Антигон - враги. Но Родос придерживается нейтралитета. Деметрий должен быть - ну, лучше бы он был таким, если он умен - осторожен в том, чтобы не обидеть ее ”.
Менедем склонил голову. “Ты прав, лучший! В этом есть смысл, и я не уверен, что сам бы до этого додумался”.
“У нас есть тойхарх с хорошей головой на плечах”, - сказал Диокл. Соклей ухмыльнулся; хорошее мнение Диокла имело для него значение. Затем он вспомнил, что Теофраст сказал то же самое. Хорошее мнение философа имело для него значение тоже. Имело ли оно значение намного больше, чем мнение келевста? Соклей вскинул голову. Если это не показывало, как сильно он изменился со студенческих времен, он не мог представить, что могло бы.
Он достал чернила и помог Менедему отнести банки с малиновой краской в лавку Адраста. Менедем взял деньги красильщика, не пересчитав их. Показывать серебро сейчас может быть опасно.
“Давайте вернемся в город”, - сказал Соклей. “Чем дальше мы будем от всех этих солдат, тем больше мне это понравится”. Его двоюродный брат был во многих отношениях сорвиголовой. Соклей
Они отправились обратно в Афины. Дорога в город была более многолюдной, чем Соклей когда-либо видел. Он не был удивлен. Он и Менедем не могли быть единственными, кто хотел сбежать от вновь прибывших македонцев. Имя Деметрия было у всех на устах. Где-то перед ними была разделительная линия между людьми, которые знали, что сын Антигона захватывает контроль над гаванями Афин, и теми, кто этого не делал. Будучи торговцами, путешествующими из города в город, Соклей и Менедем часто были звоночками в новостях, на самой грани между теми, кто знал, и теми, кто хотел выяснить. Не сегодня; их остановка у Адрастоса позволила другим вырваться вперед.
Они не успели отъехать далеко, как позади них раздался стук копыт. Хриплые голоса закричали: “Дорогу! Дорогу посланцам Деметрия, сына Антигона!” Кавалеристы промчались мимо быстрой рысью. С такой скоростью они могли бы добраться до Афин раньше любого пешего жителя.
Менедем вздохнул, когда лошади пронеслись мимо. “Жаль, что я больше не ездил верхом”, - сказал он.
“Не я”. Что касается Соклея, то в этом было столько же безрассудства, сколько и во вкусе его кузена спать с чужими женами. “Я могу восхищаться человеком, который может держаться на спине лошади, но это не значит, что я хочу подражать ему очень часто. Это долгий путь вниз, земля твердая, и за что тебе держаться? Твои колени. Нет, спасибо.”
“Ты был тем, кто нанял осла, чтобы отправиться на разведку, когда мы были в Италии”, - отметил Менедем.
“Это был осел”, - сказал Соклей, благородно сопротивляясь искушению добавить "И ты еще один". “Он был маленьким, а я довольно большой. Мои ноги почти волочились по пыли, когда я сел на него верхом. Он шел. Он не шел рысью или галопом ”.
“И кроме того, тогда тебе было любопытно”, - сказал Менедем. Соклей не удостоил это ответом, тем более что это было правдой.
Они поехали. С Соклея градом лил пот; он пожалел, что не выпил немного вина или хотя бы воды перед отправлением из Пейрея. Кто мог догадаться, что люди Деметриоса делали там, позади? Он оглянулся через плечо. В небо не поднималось большое облако черного дыма. Во всяком случае, они начали жечь не ради забавы. Деметрий сказал, что пришел освободить Афины. Конечно, разница между тем, что говорил генерал, и тем, что он делал, слишком часто была огромной.
Соклей и Менедем почти вернулись в Афины, когда снова увидели всадников Деметрия, на этот раз двигавшихся в другую сторону. Вместе с солдатами ехал обеспокоенный гражданский, который выглядел не слишком счастливым верхом, Соклей уловил обрывок разговора: кавалерист сказал: “Не волнуйся, о лучший. Я уверен, мы что-нибудь придумаем”.