Совы в Афинах
Шрифт:
“Разве не так всегда бывает?” ответил второй раб. Они оба говорили по-гречески. Может быть, они родились в рабстве и не знали другого языка, или, может быть, они приехали из разных стран и имели общим только греческий.
Менедему было все равно, сколько шума наделал Протомахос, когда, пошатываясь, вернулся домой после симпозиума. Его заботило только то, что родосский проксенос ушел из дома и не вернется в течение нескольких часов. Если хоть немного повезет, он сможет прокрасться в комнату Ксеноклеи.
“Не будь глупой”, - прошептал Соклей,
“Я бы и не подумал быть глупым”, - ответил Менедем, тоже тихим голосом. “Глупых людей ловят”.
“Что ты можешь получить от нее такого, чего не получишь в борделе?” Спросил Соклей.
“Энтузиазм - и ты это знаешь”, - ответил Менедем.
Его двоюродный брат отвернулся. Менедем воспринял это как означающее, что Соклей действительно знал об этом. Могло ли это также означать, что Соклей этого не одобрял, независимо от того, знал он об этом или нет… Менедем не стал беспокоиться об этом. Он провел рукой по подбородку. Он побрился утром, поэтому его лицо было гладким. Это было хорошо. Если бы он сейчас намазал щеки оливковым маслом и начал отскребать, домашние рабы наверняка задались бы вопросом, почему.
Повар Протомахоса угостил родосцев вкусными белыми ячменными булочками для сайтоса и каким-то видом рыбы, запеченной в сыре, для опсона. Сыр помог скрыть, что это за рыба, что, вероятно, означало, что в ней не было ничего необычного. После ужина Менедем сказал: “Мирсосу бы это не сошло с рук, если бы его хозяин был здесь”.
“Это было неплохо”, - сказал Соклей.
“Нет, это было неплохо, но это было не то, что мы получали, когда Протомахос ел с нами”, - сказал Менедем. “Повар должен был сам положить в рот несколько оболоев. Или же дорогой Протомахос сказал: ‘Меня сегодня здесь не будет, так что не утруждай себя большими тратами на ужин“.
“Он бы этого не сделал!” Соклей воскликнул в смятении. “Я все равно не думаю, что он бы это сделал. Нет, он бы не стал - вино было таким же, как у нас здесь всегда ”.
“Было ли это?” Менедем задумался. “Да, я полагаю, что было. Но если у него была открытая банка, зачерпнуть немного - это ерунда”. Их диваны стояли близко друг к другу в андроне; они могли разговаривать, не опасаясь, что их подслушают.
“Ты просто ищешь причины не любить его, чтобы тебе было легче пробираться наверх, чтобы лечь с его женой”, - сказал Соклей.
Теперь Менедем отвернулся. В этом было больше правды, чем он хотел признать. Он зевнул и заговорил громким голосом, таким, каким хотел, чтобы услышали рабы Протомахоса: “Сегодня я лягу спать пораньше. У меня был напряженный день на агоре, и я устал ”.
“Поступай как знаешь”, - сказал Соклей, а затем, понизив голос: “Мне запереть твою дверь - снаружи?”
“Забавно. Очень забавно, ” кисло сказал Менедем, “ Тебе следовало бы писать комедии. Ты бы сразу выгнал своего драгоценного Менандроса из бизнеса”.
“Я имею не больше представления о том, как написать комедию, чем ... чем я не знаю что”, - сказал Соклей. “Чего я не хочу делать, так это выяснять,
Получив последнее слово, он ушел в свою комнату. Он не захлопнул за собой дверь. Это могло бы показать рабам, что они с Менедемом ссорились. Менедем знал, что его кузен проявлял сдержанность не ради него. Соклей проявлял это, чтобы у них не было проблем с ведением бизнеса в Афинах. Но причина не имела большого значения. То, что Соклей проявлял сдержанность, сделало.
Менедем пошел в свою комнату и закрыл дверь на засов. Он задул лампу. Никто снаружи не мог сказать, что он не собирался ложиться спать. Он даже улегся на набитый шерстью матрас. Каркас кровати заскрипел, принимая его вес. Он поймал себя на зевке. Если бы он действительно заснул здесь… Соклей был бы в восторге, подумал он, но Ксеноклея - нет.
Нежелание давать своему кузену шанс позлорадствовать было бы достаточной причиной, чтобы не спать, даже без второго. Он ждал, и ждал, и ждал. Он хотел, чтобы лунный свет проникал под дверь, чтобы помочь ему оценить течение времени, но комната выходила не в ту сторону, и луна все равно не взошла. И для этого темнота была лучше.
Когда он решил, что прошло достаточно времени, чтобы оставить его, вероятно, единственным, кто здесь бодрствовал, он встал с кровати и на цыпочках подошел к двери. На полпути он остановился, чтобы зевнуть. Все остальные могли бы - лучше бы - спать, а ему хотелось спать. Тогда зачем ты это делаешь? спросил он себя. Почему бы тебе просто снова не лечь и не встать утром?
Он остановился посреди темной комнаты. Раньше он никогда по-настоящему не задавался вопросом, почему. Такого рода вопросы гораздо чаще приходили в голову Соклею, чем ему. Ответ, который сформировался в его голове, был таким: Потому что я могу. Потому что я всегда так делал, когда видел такую возможность.
Была ли эта причина достаточной? Соклей, несомненно, сказал бы "нет". Но Соклей лежал в соседней комнате. Вероятно, он был недоволен даже во сне. Менедем подумал о Ксеноклее, ожидающей оружия. Он надеялся, что жена Протомахоса не спит. Если бы она была… Если это так, я буду чувствовать себя настоящим идиотом, когда буду красться обратно вниз по лестнице. И о, как Соклей будет смеяться, когда узнает об этом утром!
Менедем бесшумно снял перекладину с кронштейнов, которые удерживали ее на месте. Он открыл дверь. Она слегка скрипела, когда раскачивалась на дюбелях, которые крепили ее к перемычке и плоскому камню с монтажным отверстием, вделанным в утрамбованный земляной пол под ней. Менедем вышел во внутренний двор, закрыв за собой дверь. Он огляделся. Все было тихо и безмолвно. После абсолютной темноты в его спальне звездный свет казался ярким, как полнолуние.
Сердце колотилось от смеси предвкушения и страха, которые он всегда находил такими опьяняющими, он на цыпочках направился к лестнице. Он поднялся. Раз, два, три, четыре, пять… Скрипнула шестая ступенька. Он почти до смерти перепугался, обнаружив это, когда в первый раз прокрался в спальню Ксеноклеи. Теперь он сделал длинный шаг вверх с пятой ступеньки на седьмую и продолжил свой путь, молчаливый, как лев, выслеживающий свою добычу. Львов на Родосе, конечно, нет, но они все еще бродят по анатолийскому материку неподалеку.