Союз любви (проза, стихи)
Шрифт:
– Можете выйти, но в залу не заходить. Учите уроки, читайте книжки. В девять часов Таня и мальчики - спать, Андрей и Наталья пойдут со мной в церковь, - И прежде чем закрыть дверь, добавляет с обрадовавшей детей улыбкой: - И не забудьте поставить к печке башмаки!
В постелях только и разговору, что об Ангеле. Но перед сном еще нужно сыграть в свою обычную игру, иначе куда деваться зайчикам, белочкам и пеночкам? И вот Гриша, откинув одеяло, важным голосом говорит:
– Пароход готов.
И сейчас же Леня начинает испуганно звать:
– Зайчики, зайчики! Все ко мне - сейчас отплываем!
– Белочки, сюда!
–
– Пеночки, летите ко мне!
– надрывается Таня, больше всех вкладывающая душу в эту игру. Кроме того, что ей было бы щемяще-жалко отставшую пеночку, Таня знает, что старается еще и ради папы: ведь это он прозвал дочку, которая любит петь, певчей птичкой - пеночкой. Папу своего Таня любит больше всех на свете, потому это слово ей особенно дорого.
Наконец пеночки слетаются, зайчики и белочки собираются на кроватях. И пароход отплывает - в завтрашний день.
В это время на кухне Устя ведет разговор с Филиппом, который зашел погреться перед тем, как пойдет в церковь.
– Прислуживать будешь на заутрене?
– Наше дело вертеп поставить, - отвечает Филипп, - Паникадила зажечь; а прислуживать пущай Андрюша.
– Известно, попович, - соглашается Устя.
– А учиться, говорит, на доктора буду... Мне вот барыня нынче ходить не велела, - вздыхает она.
– После отпустит, а покуда не одних же детей в дому оставлять.
– Ну и не ходи.
– Филипп усмехается в усы, - Оставайся - может. Ангела увидишь, как он обновы те носит!
– Да я энтого ангела кажный день вижу!
– всплескивает руками Устя.
– Барыня наша хошь порой горяча, а все одно ангел. Ни единого праздника не пропустит, не подарив!
– Расчувствовавшаяся Устя смахнула слезу кухонным полотенцем.
– А уж его преподобие, так тот вовсе ангел во плоти...
– Ну, его преподобие... Я как попал сюда в денщики - месяц солдаты завидовали. Ты теперь, говорят, у Христа за пазухой...
– и Филипп зашуршал мешком, вынимая из него старые поношенные сапоги»
– Принес?
– лукаво спросила Устя.
– Велено! В новых-то я в церкву пойду, а энти для ангела.
– Ну, пойдем к печке, - говорит Устя, - и я свои поставлю, мне тоже велено.
Вскоре в доме воцаряется тишина. Наступает Святая ночь. Она окутывает поскрипывающий деревянный дом, в котором предстоит вырасти и состариться детям - всем, кроме Лени, убитого в сорок втором году под Можайском. Здесь они переживут тревоги и беды, испытают горькую нужду, отрадуют свою радость. Через много лет у еще не родившейся девочки Нади будет храниться щепочка, взятая при сломе этого дома на память... А пока на него спускается темнота, и в открытую вьюшку печи слетает Ангел; неслышно обходит комнаты, благословляет спящих детей, кладет в башмаки книги, игрушки, сласти; кусок ситца в козловые полусапожки, три рубля в солдатские сапоги...
Длится Святая ночь.
Всю свою жизнь баба Тата была верующей. Об Иисусе Христе она говорила с трепетом. Божьей Матери молилась с умиленными слезами, а из святых главным своим покровителем считала преподобного Серафима Саровского. Его прославление пришлось примерно на те года, когда маленькая Таня болела брюшным тифом. Тиф был тяжелый и осложнялся с каждым днем. Звезды медицины, памятники которым украшают ныне район, где до старости жила баба Тата, а тогда – просто молодые, энергичные доктора были приглашены на консилиум. Решение их вышло единогласным - молча, один за
– Отец Серафим! Милостивый, добрый святой? Даю обет съездить к твоим местам, в Саровскую пустынь... спаси мою дочку!
На следующий день доктора вновь были собраны. Удивляясь, что младенец все еще жив, они вошли в детскую, выстроились вдоль кроватки и - застыли на месте, увидев это спокойно спящее, ровно дыщущее дитя, на котором явственно читалась печать выздоровления. Надежда Ивановна рассказывала потом: "Они мне говорят - это чудо. Я говорю - я просила преподобного Серафима Саровского. Они только перекрестились - Дивны дела Твои, Господи - а один даже заплакал. Слава Богу, говорят, теперь девочка будет жить.
Баба Тата жила после этого девяносто лет и редко когда об отце Серафиме без слез. Не особо склонная к анализу, она в старости серьезно, продуманно говорила: "На мне явлено чудо. В детстве ко мне прикоснулась риза отца Серафима". Когда они с Надей читали ему акафист, баба Тата всегда крестилась на словах: "Радуйся, ризою твоею многия недужныя исцеливый..."
Своего обещания съездить в Саровскую пустынь Надежда Ивановна так и не исполнила. Сперва она заразилась от выздоравливающей Таты тифом и на два месяца слегла. Потом дало о себе знать другое недомогание, в результате которого на свет появились близнецы. Первое время в доме было столпотворение, когда Надежда Ивановна качала Гришу, а специально нанятая нянька - Леню; на кухне денщик кормил Тату манной кашей; Андрей и Наталья ссорились в детской, не думая учить уроки, а Устя металась между неготовым обедом и стиркой.
Потом выдалось два-три года, когда, пожалуй, можно было исполнить обет... Но Надежда Ивановна ждала, чтобы дети еще подросли. Тут началась первая мировая война, и протоиерей Афанасий Лепорский, как военный священник, должен был отправиться с полком на фронт. Провожая его до поезда, Таня была в таком исступленье, что привлекала внимание прохожих. Простые женщины сочувственно покачивали головой: вишь, как убивается, болезная.
Потом пришла революция, борьба с классовыми врагами, голод, холод, непосильная работа... и снова война. Из всего этого вынырнула уже не Надежда Ивановна, а Таня, которую тоже звали теперь по имени-отчеству. А как же - не молоденькая уже, дочь вырастила. А там пошли внуки.
Баба Тата не раздумывая приняла на себя материнский обет съездить в Саровскую пустынь и часто тужила, что не в силах его исполнить. "Не пускают теперь к отцу Серафиму, - тосковала она при маленькой Наде, разделявшей все ее невзгоды и радости.
– Закрыла советская власть это место, теперь там военные".
И вот в 1991 году грянула весть - мощи преподобного чудесным образом открылись, их повезут по крупным городам, чтобы верующие могли приложиться. Донельзя взволнованная баба Тата собиралась на вокзал - встречать отца Серафима, "который сам теперь едет к нам". Надя собиралась с ней, хотя задыхалась от тяжелой простуды, какие случались у нее каждый год, и к тому же не знала, с кем оставить маленького сына. Родители не советовали ей ехать - ведь святыню все равно доставят в Елоховский собор, где она будет находиться три месяца. Хватит времени выздороветь и прийти...