Создательница
Шрифт:
Я уставилась в раковину.
— Нью-Йорк был предназначен для Верити и меня. Она мертва. А ты жив. Извини, что я хочу, чтобы так и осталось.
— Да что с тобой такое? Каждый раз, когда я поворачиваюсь к тебе спиной, ты рискуешь жизнью ради кого-то другого. Ты прямо-таки королева мучеников! Знаешь, почему они мученики, Мо? Потому что в конец они умирают, — он сжал руки в кулаки, потом снова открыл их, продолжая ходить туда-сюда.
— Со мной такого не случиться. Это только на определённое время. Полиция почти готова действовать
Он потёр виски, как будто я вызвала у него мигрень.
— Подожди? Копы? Ты пытаешься обмануть мафию? Ты что, совсем потеряла чёртов разум?
— Ждать осталось совсем недолго, потом Билли исчезнет, и мы сможем быть счастливыми, — я прикоснулась к его рукаву, но он отпрянул.
— Да ты сама в это не веришь, — сказал он, и презренные в его тоне было словно ударом в живот. — Как, чёрт возьми, я должен этому радоваться? И как ты? В конце концов, ты меня возненавидишь. Да ты застрянешь тут навеки, и даже через десять лет всё ещё будешь здесь, где сейчас, и во всём винить меня.
— Нет не буду. Разве ты винишь Тесс?
Он невыразительно посмотрел на меня. А затем на его лице промелькнуло понимание, за которым последовало недоверие и в конце концов гнев. Он затмил всё, что я когда-либо видела у него, так что я попятилась назад и в первый раз в своей жизни испугалась Колина.
— Скажи хоть что-нибудь, — это был лишь шёпот, но он вздрогнул, как будто я его ударила. — Колин. Пожалуйста. Скажи что-нибудь.
Удар захлопнувшейся двери эхом звучал в моей голове, окончательный и в то же время бесконечный.
Я не могла двигаться. Застыв, стояла в весёлой, жёлтой кухне, когда грузовик завёлся и умчался прочь. Даже дышать было невозможно, как будто его гнев лишил помещение всего кислорода. Мне нужно было сесть, но мои ноги не слушались и не хотели нести меня к столу. В конце они просто подкосились, и я повалилась на пол.
Я сама хотела рассердиться. Найти кого-нибудь, кого смогла бы обвинить. Мишень для моего гнева. Кого-то, на кого могла бы наброситься, чтобы причинить ему такую же боль, как было больно мне. Но единственную жертву, которую смогла найти, была я сама. Это я причинила Колину боль. Я предала его, солгав прямо в лицо. Я взяла его потребность защищать меня и извратила её во что-то неузнаваемое, чтобы оправдать свои собственные действия.
Я с трудом встала и убрала кухню. Помыла посуду, вытерла столы, и убрала всё на место. Когда я закончила, всё выглядело так, будто этого вечера никогда и не было.
Только теперь я осталась одна.
В двери появилась мама.
— Куда ушёл Колин?
— Уехал.
— Не дождавшись десерта? — она покачала головой. — А отец тоже ещё не вернулся?
— Нет, — я перекрутила в руках полотенце, пытаясь не заплакать.
— Значит, девочки Фитцджеральд снова одни, верно? Как в старые добрые времена.
Я сдавленно рассмеялась.
— Видимо
Она подтолкнула меня к стулу и начала накладывать на тарелку печёные яблоки.
— Колин хороший человек.
— Я знаю.
В этом я была уверенна больше, чем в чём-либо другом. Этот факт был таким же непоколебимым, как и то, что существует гравитация.
— Я думаю он гордый. И упрямый. Немного похож на твоего отца.
— Мне от этого не легче, — пробормотала я, ковыряясь в моём десерте.
— Он одумается, — я удивлённо подняла взгляд, и она кивнула. — Понадобится какое-то время, но вы оба договоритесь, независимо от того, в чём проблема.
— Как ты можешь быть настолько уверенной?
— Люди постоянно разочаровывают друг друга, Мо и прощают, и начинают всё заново. Важно только знать границы, знать, что можно с полным правом ожидать от другого, а также, что он с полным правом может ожидать от тебя, — она говорила с абсолютным авторитетом, со знанием, которое возникло из тяжело приобретённого опыта.
Я съела кусочек запечённого яблока, остальное же отодвинула в сторону.
У меня просто не было аппетита.
— Значит вот так вы с отцом справляетесь?
— День за днём, — сказала она. — Иди спать. Завтра утром всё уже будет выглядеть совсем по-другому.
Я поднялась наверх, но не легла, а села возле окна и уставилась на улицу, высматривая, не появятся ли какие-нибудь признаки того, что Колин вернулся. Холод проник через стекло и свитер и добрался до костей. «Одинокая» — сказала Лена, когда я призналась, что в моей жизни нет никого, кто знал бы обо мне всю правду. Теперь её знал Колин, а я стала ещё более одинокой, чем раньше.
Я взяла мобильный и написала Лене сообщение. Она будет знать, что делать. Она всегда знала.
«Мы можем поговорить?»
Пока я ждала её ответ, зашевелилась магия и попыталась меня утешить. Но это была не магическая проблема. Я сама заварила эту кашу, и теперь буду расхлёбывать.
Телефон запищал.
«Завтра?»
«Хорошо.»
Значит без Лены. Я выудила папку Колина из письменного стола и прочитала её ещё раз. Все ужасные детали о его прошлом, о трагедии, которая постигла его и Тесс. Она сформировала мужчину, которым он был сегодня: бдительным, твёрдым и порядочным, нежным, смелым и решительным. Я причинила ему такую сильную боль.
И всё-таки поступила бы точно также ещё раз, чтобы защитить его.
Глава 18
Прежде я никогда не сомневалась в Колине. Из-за этого я чувствовала себя так, будто проглотила целую миску, полную червей, когда ждала его на следующее утро перед домом у окна. И когда он появился, меня чуть не вырвало из-за чистого облегчения.
Вместо этого я на трясущихся ногах пересекла палисадник и села в грузовик.
— Привет, — сказала я едва слышным голосом.