Созерцатель
Шрифт:
«Всё прогрессивное человечество» в лице моих попутчиков мирно плавало в теплых потоках сонного забытья. Во мне же призывно запульсировал мозг, застучало по-особому сердце, они воссоединились в единый орган – разум, который оторвал меня от телесных ощущений и устремил в ментальные воды океанского прилива. Босые ступни чавкали по раскисшим водорослям и жидкому песку, прозрачные струи от горизонта к берегу протекали сквозь моё душевное тело, ставшее вдруг невероятно обширным, сообщая тонким рецепторам души бесконечное множество чувств и переживаний.
Моя рациональная составляющая предостерегала: «А не опасно ли это?», на что созерцатель во мне ничего не отвечал, пренебрегая ничтожеством логики в тот момент, когда эго умаляется, уступая все большее пространство
Давно, давно, когда мир вокруг казался полным волшебных тайн, деревья во дворе упирались верхушками в небо, а на бутоны розовых кустов я смотрел снизу-вверх; годы и десятилетия тому назад, когда муравьи, букашки, трава и земля были гораздо ближе, чем графин воды на столе в гостиной, а папа с мамой были молодыми, веселыми и заботились друг о друге и несказанно любили меня – в те светлые времена со мной уже случалось нечто подобное.
Да, отец сажал меня на колени и учил быть вежливым, бесстрашным и послушным, а я абсолютно доверял каждому слову, потому что они изливались из любящего родительского сердца – это дети чувствуют. В таких архисложных взрослых вопросах, как распознание любви, – они самые безошибочные эксперты.
Зеленый росток тянется к свету с огромной силой. Сочной и нежной плотью он пробивает асфальт и крошит бетон. Примерно так стремимся ввысь и мы, только в отличие от безыскусного создания природы, принимая зачастую мертвенное свечение гнилушки во тьме густого бурелома за сияние солнца. В детстве нам хочется поскорей вырасти, чтобы влиться в широкий поток человеческих страстей, безудержно теряя при этом самое главное свойство ребенка – естественную чистоту, за которую на детей Господь изливает любовь.
Конечно, окружение внушает нам: цель жизни – в успехе, в призах и званиях, в количестве нолей на счете в банке, завоеванных сердцах и количестве поверженных врагов. А мы… Что мы?.. Нам бы остановиться на миг и оглянуться на себя прежнего и вспомнить, как поступали в подобных ситуациях, будучи ребенком. Разве мы уничтожали соперника ради победы? Нет, согласно мальчишеским законам чести жалели и протягивали ему руку, чтобы тот поднялся и запрокинул лицо к небу, унимая текущую из носу кровь. Можно ли представить себе, что тогда, в детстве ты не сделал бы этого? Разве нарушил бы неписаный закон – драться до первой крови! Да как же смотреть в глаза этому человеку завтра, когда игра закончена и забыта, а впереди новые игры нового дня? Разве смог бы ты потерять друга ради какого-то гола, очка или похвалы капитана команды? Нет. Потому что дружба – это святое, помощь раненому – даже не обсуждается, а игры и соревнования – они были вчера, будут завтра и всегда.
Мы ехали в поезде на юг, с Верочкой, Дашей и с тремя детьми из детского дома. С некоторых пор моя ненаглядная берет с собой в отпуск сирот. Детский комбинат, в котором директорствовала Даша, открыл группу для детей, оставшихся без родителей. Даша брала по очереди сирот с собой в отпуск, в поездки по Москве и Подмосковью, иногда приводила к нам домой и кормила супом, устраивала поспать, если они устали. Странно, дети никогда не мешали мне, и даже наоборот – успокаивали, иногда веселили, а иной раз внушали молитвенное настроение.
Наверное, это «не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» живёт в генах каждого человека. Взрослые, приближаясь
Как же иной раз замысловато и вместе с тем явно, Господь избирает и призывает к Себе! Думаю, самую главную роль в успешном воцерковлении тети Шуры и Верочки сыграл приход в наш дом Фархада. Признаться, это всегда волнует: близость человека, который сознательно и добровольно решился на мученичество ради Христа. Всего-то прочитал жития первохристианских мучеников и учебник по Сравнительному богословию! Хотя нет, не «всего-то»… Этот честный и смертельно усталый от вездесущего зла человек внутренне тянулся к правде и свету и нигде больше не смог этого найти, как только у Христа – подателя истины и света. Конечно, какую-то промыслительную роль сыграли и учеба в Москве, и поездка к канадским старообрядцам и это повсеместное «Капитализм – есть антисоветская власть плюс долларизация всей страны», потеря друзей, нищета… Не зря Борис так вцепился в него, не зря помогает его семье устроиться в Москве и начать здесь свой маленький бизнес, не зря познакомил его со своими особистами, чтобы те охраняли его семью. С годами, вера наша умаляется, затухает, что ли... В таких случаях нам просто необходима близость таких ярких неофитов, как Фархад, с их огненной верой и стремлением идти до конца, даже если и мучительного… Эта его детская вера, простая и кристально чистая, как у ребенка, естественная, как у младенца – в ней мы узнаем себя, прошлых.
В эту минуту вспомнилась недавняя встреча с Ларисой. Мы с Дашей в тот день поехали на автобусе в Детский мир: у неё была благотворительная кредитная карточка на покупку детских вещей. Забив детсадовский ПАЗик одеждой, памперсами, игрушками, мы решили не забыть и Дашины потребности и зашли в ЦУМ. Пока Даша копалась в дамских товарах, я стоял у входа в бутик и записывал богатые впечатления дня в блокнот: не пропадать же добру. Вот тут и дернула меня за рукав Лариса. Она была увешана яркими пакетами и светилась от счастья. Видишь, мой бывшенький, я в полном порядке, говорила ехидная её улыбка. Она за минуту рассказала, как к ним в магазин зашел как-то богатый дядечка, очаровался её красотой и пригласил на ужин в дорогой ресторан. Потом пригласил домой, где и предложил остаться в качестве гражданской жены.
А вот и он: к нам подошел полный лысый мужчина лет шестидесяти и вежливо поздоровался со мной. Лора прильнула к его округлому плечу.
– Знаешь, Лариса, я и не сомневался, что у тебя всё будет хорошо, – сказал я.
У меня имелись основания так говорить, ведь я за неё каждый день молился.
– Берегите её, она хороший человек, – сказал я старичку-жизнелюбу, на что он проурчал нечто маловразумительное, но благодушное.
И тут из бутика вышла моя Даша. О, сколько может нести в себе женский взгляд! Лора с Дашей обменялись приветственными кивками, секундными искрометными взорами, сразу всё поняли, оценили друг друга. После этой мимолётной дуэли, они молча разошлись, вцепившись в предплечья мужчин, Лора – подавленная, Даша – ликующая, с высоко поднятой головой. В тот день моя супруга выглядела в высшей степени привлекательно: её глаза блестели, на щеках выступил румянец, волосы слегка растрепались, что придавало внешности гламурную «сумасшедшинку», а количество пакетов с ярлыками знаменитых фирм в наших руках явно преобладало. В тот вечер Даша не задала ни единого вопроса о Ларисе. Она просто светилась радостью женщины-победительницы, сверкала глазами и говорила со мной ласково, как в первый день знакомства. А у меня в душе горела любовь к Даше и тлела зудящая жалость к Ларисе, такой одинокой и потерянной. Это различие столь явно бросилось в глаза: свет благодати в одном человеке – и мрак неверия в другом.