Сожженные Леса

Эмар Густав

– Какая? – спросил лениво Бальюмер.

– Вместе с мокасинами краснокожих я приметил лошадиные подковы и признак гвоздей, из чего можно предполагать, что торгаши янки пристали к индейцам.

– Но много ли их?

– Я не мог разобрать.

Валентин и Бальюмер переглянулись.

– Эти два следа шли рядом? – спросил Валентин.

– Нет, – живо отвечал мексиканец, – я даже почти уверен, что они чужды и, может быть, враждебны один другому.

– О! о!.. Почему вы сделали такое заключение?

– Первый след принадлежит кроу. Вы знаете

их мокасины? Они остроголовые и украшены когтями серых медведей, которые глубоко вонзаются при ходьбе в землю.

– Верно, – возразил Валентин.

– На втором следу я поднял один мокасин, оставленный, вероятно, за ветхостью и принадлежащий черноногим. Странно, как эти враждебные племена могли встретиться на одном и том же поле охоты. Ну признаюсь, мне не вдогадку. Я только со вчерашнего дня в этой местности и не мог собрать никаких важных сведений относительно саванны.

– Когда вы приметили эти следы?

– Около восьми часов утра, и так как я продолжал путь свой, то, по моему расчету, я их миль за десять видел отсюда.

– Так направление их не в нашу сторону?

– Нет, совершенно обратное.

Эта уверенность не успокоила Валентина, а напротив, скорей еще более встревожила.

Из густого слоя дыма, произведенного папироской, мексиканец зорко наблюдал за охотником; наконец после короткого молчания он заговорил.

– Слушайте, Валентин, хотите знать мое мнение?

– Еще бы! – отвечал тот.

– Я уверен, что у нас троих мысль общая!

– Как, вы это понимаете! – воскликнули оба охотника.

– Друзья ли мы теперь?

– Самые преданные! – подхватил Валентин.

– В таком случае наши предприятия и интересы должны слиться воедино, и потому нам не следует ничего скрывать друг от друга.

– Это и мое мнение, – сказал Валентин.

– И мое, – отвечал Бальюмер.

– Не хвастаясь, мы все трое изучили степи и леса в совершенстве. Нет индейской дьявольщины, которую бы мы не поняли сразу. Все коварство краснокожих нам давно известно, и мое мнение, что это ложные следы, оставленные с намерением. Индейцы слишком хитры и лукавы, чтобы не скрыть по возможности свой след, когда они с охоты возвращаются домой. Мне случалось видеть, как индейцы, отправляясь торговать в мексиканские города, тщательно заметали отпечаток своих ног. Я не знаю побудительной причины вашего присутствия в этом краю; не знаю, чего вы ожидаете от индейцев, хорошего или дурного, но я твердо убежден, что если ваше предприятие имеет враждебный характер против них, то эти следы оставлены с тем, чтобы вас сбить с толку.

– Я это подумал, – сказал Валентин, – и в свою очередь объяснюсь откровенно. Мы действительно предприняли экспедицию против краснокожих и торгашей янки; но нами все предосторожности приняты, и хитрости индейских лисиц не обманут нас.

– Мы хорошо знаем, что окружены неприятелем, и вот почему я вас хотел арестовать.

– Вы меня приняли за их лазутчика?

– Черт возьми… да!

– Что сказать против этого, – возразил, смеясь, Навая, – вы были

вправе это сделать. Но позвольте, сеньоры, заметить вам, что, несмотря на благоразумие и бдительность, которыми вы хвастаетесь, вы поступаете очень легкомысленно.

– Каким образом?

– Для старых охотников вы слишком доверчивы, и я удивляюсь, как в продолжение разговора ни одна пуля не оцарапала вас. Мы представляем неприятелю отличную мишень: сидим на самом светлом месте и у входа в пещеры. Ребенок не промахнулся бы.

– Вы думаете? – спросил, смеясь, Валентин.

– Карай! Более – уверен.

– Ну, сеньор, – продолжал Валентин, – вы абсолютно ошибаетесь! Мы здесь в совершенной безопасности, и никто нас не может видеть.

– Ну, уж это слишком.

– Хотите удостовериться?

– Еще бы, это оригинально.

– Идите за мной!

Наши герои встали и направились к выходу.

– Не нагибайтесь вперед, – сказал Валентин. – Ночь светлая, что вы видите? Смотрите хорошенько.

– Я вижу небо, усеянное звездами, и более ничего.

– А деревья? скалы?

– Ничего более, – отвечал мексиканец, с напряженным вниманием смотря в темное пространство.

– Погодите! – Валентин поднял камень и бросил его из пещеры. Через несколько минут глубокой тишины он спросил: – Слышали вы что-нибудь?

– Нет, – отвечал мексиканец. Камень точно в бездонную пропасть упал.

– Нельзя сказать, чтобы в бездонную, но он все-таки упал на пять тысяч футов.

– Я вас не понимаю.

– Однако это очень просто. Вследствие наводнения, может быть несколько тысяч лет назад, эта гора была прорезана с нашей стороны не отвесно, как вы предполагаете, но в виде дуги, согнутый конец которой выдается в пространство, так что с места, где мы находимся, будет до пяти тысяч футов над равниной.

– Стало быть, это Воладеро?

– Положительно. Теперь вы не сомневаетесь в нашей безопасности?

– Карай! Я теперь понимаю, что с этой стороны никакой опасности нет. Но кроме этого окна ведь есть же вход в пещеру?

– Есть несколько, но они так расположены, что даже тонкое чутье этих чертей поставит их в тупик.

Разговаривая таким образом, они возвратились к огню.

– Вы, может быть, сеньоры, желали бы отдохнуть? – спросил Навая через несколько минут.

– Смотря по обстоятельствам, – отвечал Валентин.

– То есть как это?

– А вот как: предположим, что у нас есть важные дела, тогда мы и сон забудем, чтобы заняться ими; а если их нет, то, взяв в расчет ночное время, усталость от ходьбы, мы бы с удовольствием отдохнули и освежили бы свои силы для новых трудов к завтрашнему дню, – вот что я хотел сказать.

– Гм! – возразил мексиканец, – а мне бы хотелось поговорить с вами.

– С большим удовольствием, сеньор, мы готовы разговаривать с вами.

– Но я не желал бы помешать вашему сну, хотя, откровенно сказать, я намерен сообщить вам довольно серьезное и вместе с тем занимательное если не для вас, то, конечно, для меня.