Спартачок. Двадцать дней войны
Шрифт:
— Снайперку? — спокойно спросил Грошев.
— Была. Отжали. Ручники тоже. Есть станковый «Гром» — тридцать два кг без боекомплекта. Но боекомплекта к нему нет, не переживайте.
— Чего? — недоуменно спросил замполит.
— Того. И еще командир полка поставил условие — боевые выплаты с роты собрать и отдать ему в руки. Все. Типа в полковую кассу. Это тоже сегодня.
— А если не соберем? — хладнокровно поинтересовался Грошев.
— Пойдем на БЗ пешком. Все двадцать три километра. На последних десяти, говорят, приходится шесть дронов на одного солдата.
— А там вообще кто-нибудь проходил? — дрогнувшим голосом спросил замполит.
— Раньше бывало. А в последние три недели нет, сменные группы все на подходе выбиты, мужики без ротации второй месяц сидят. И без еды. Воды вроде в лужах хватает. Пока что.
Замполит невидяще уставился на панораму сожженного Яманкуля.
— Чуял я, что нас сюда бросят, — признался майор. — Нашли крайних за отступление. Еще когда недолеченными выписали и перевели в полковую санчасть, было подозрение. Из полковой как раз на Яманкуль и набирают. Таких не жалко. Зато немножко подлечились, не сразу на «ленточку», и то хорошо. Дали месяц пожить. Ну… война есть война, все равно умирать. Товарищ замполит, пойдем принимать личный состав. Они где-то тут по подвалам шкерятся.
— А если не найдем? — бесцветным голосом спросил замполит.
— Найдем! Куда они с подводной лодки?! Тут в пяти километрах тройное оцепление национальной гвардии, муха не пролетит, если в военку одета и небрита! Господа офицеры и один… шутничок-мужичок — встали и с песней! Ну? Лейся, песня, на просторе, не горюй, не плачь, жена…
— Чтоб у тебя связки опухли! — выругался замполит, перехватил автомат здоровой рукой и встал. — Спартак! Веди!
— Я вам что — розыскная собака?! — возмутился Грошев.
— Да! — хором сказали офицеры.
Грошев пожал плечами. Встал, закинул на плечо рюкзак со спальником, подвесил в крепление автомат и молча потопал вдоль поваленного бетонного забора. Перебрался через груду раскрошенного кирпича, обогнул покореженный мусорный бак, даже по холоду поздней осени жутко воняющий на всю округу — и остановился. Прислушался с некоторым удивлением. И вдруг громко сказал:
— Харчо! На доклад к командиру!
Со скрежетом сдвинулся лист дырявого шифера, из ямы выглянул до крайности удивленный Харчо с кружкой чая в грязной руке.
— Командир?!
— Я тоже в осадке, — признался майор. — Ты как здесь оказался?!
— Так… неделю как здесь. Пригнали. Лапоть, Стручок, Дымок тоже. Да все здесь, кто были ходячие. Батон на списание и Дачник, остальные здесь.
— Х-ха! — повеселел майор. — Уже легче! Да ты вылези, покажись! И расскажи, чего тут вообще.
Длинный Харчо выбрался из укрытия, задвинул шифер на место. Осторожно огляделся.
— Беспредел тут, командир. Полный. Как на «черной» зоне. Телефоны забрали, карты забрали. Кто не отдавал — отметелили до полусмерти и бросили здесь, даже в санчасть не отправили. Слово поперек — на подвал. А там, говорят, на дыбу. Тех, кто деньги не отдает. Ходят такие слухи.
— Понятно, —
— Тебе, может, и ожидаемо, — усмехнулся Харчо. — А вот нам не очень. Мы в твоей роте к другому привыкли. У тебя мы людьми были. Считали, что в армии везде так. Мы думали, офицеры хоть немножко о солдатах думают. А тут… как будто специально до смерти доводят. Трое застрелились. Гнилое место.
— Яманкуль, — согласился майор, уже немножко освоивший туранский. — А со штатным оружием что?
— Автоматы, — пожал плечами Харчо.
— И?..
— И всё. Были ручники, но их отжали. Тут не спрашивают. Да, в углу еще станкач валяется. Но он без патронов.
— Знаю. Я думал, что из трофейного…
— Шкапыч, — подал голос Грошев. — Тебе БЗ под роспись выдали? И карту боевого района тоже? Тогда чего ждем? Выдвигаемся.
— Как выдвигаемся? — не понял замполит. — А сухпай, боекомплект, газ, бахилы? И что — с одними автоматами? А броня?!
Майор вздохнул. Сочувственно похлопал замполита по плечу.
— А я отказался сдавать боевые выплаты, — беспечно пояснил майор. — Какие теперь сухпаи? Скажи спасибо, что не расстреляли по-тихому. Все же офицеры. Зато твоим дочкам и боевые будут приходить, и гробовые.
— Какие гробовые?!
— Не хочешь? Ну и зря, там приличная сумма. Вот потому, Витя, я и говорю — войну мы проиграли… Харчо, как вообще контингент? Вменяемые?
— Сломанные, — пожал плечами бывший зэк. — А так… обыкновенные. Работать можно.
— Ожидаемо… Так. Пусть «сломанные» воду готовят. Во что угодно, но чтоб нашли. Стручка и Жутика со мной, и сам тоже. Может, оне и не хотят отдавать сухпай, а придется… Спартак! Здесь остаешься, на «фишке»!
— Шкапыч, я лучше…
— А я сказал — здесь! Знаю я тебя! Сорвешься, и грохнут нас, до Яманкуля не успеем дойти!
Грошев пожал плечами. Прошелся, нашел уголок без ветра и на солнышке, присел и прикрыл глаза.
Из укрытия выбрался боец, пристроился у мусорного бака по нужде, потом бесшумно оказался рядом с Грошевым.
— Привет, Дымок, — безразличным голосом сказал Грошев, не открывая глаз. — Что подкрадываешься? Подрезать хочешь, не расстался с мечтой, придурок?
Дымок присел на кусок бетона. Осторожно огляделся.
— Была такая идея, — признался он. — Пока сюда не попал. А тут поглядел и кое-что понял. Я теперь за тебя, Спартак. До смерти, понял? Ты жесткий, но справедливый. А здесь… хуже «черной» зоны, я там был, знаю.
— Порядок держали, как учил, или сдались?
— Мы же своей компанией пришли! — ухмыльнулся Дымок. — Кое-кому крупно не повезло.
— «Крысы»?
— И они, и стукачи, и наводчики — полный набор. Справились. Жрать только нечего. Прижимают.
— В Яманкуль уйдем — отъедимся, — равнодушно пообещал Грошев.
— В Яманкуль? Оттуда не возвращаются!
— Я не сказал, что вернемся. Я сказал — отъедимся.
— Х-хе! Узнаю командира! Аж на душе полегчало!
В молчании они дождались возвращения офицеров. Бойцы-носильщики за ними еле тащили груз. Дымок уважительно присвистнул.