Спартачок. Двадцать дней войны
Шрифт:
— Полковник не самый плохой командир, — вздохнула медсестра. — Он хотя бы по подразделениям ходит, смотрит, все ли в порядке. А что жестокий, так война, здесь по-другому нельзя… Ладно, нам на маршрут, пойдем без «птички». Спасибо за кофе.
Майор тут же потянулся поцеловать на прощание, получил несильно по шее и разулыбался.
— Некстати этот полковник приперся, — пробормотал Грошев. — Шкапыч, как бы с выходом потянуть? Мне эта ночь край как нужна.
— Зачем? — мгновенно рассердился майор. — Куда тебя опять черти тащат?! Куда ты каждую ночь пропадаешь — по бабам,
— В частном секторе гражданские сидят по подвалам, — спокойно сказал Грошев. — Уже полгода. Половина — дети. Они уже умирать начали. Не выведу — им конец.
Майор крякнул. Прошелся по бункеру.
— Поправь, если ошибаюсь, — язвительно сказал в итоге он. — Значит, по подвалам сидят туранские семьи. Которые нас ненавидят, и за дело. Ты их нашел по слуху, да? И теперь хочешь их вывести. Надо полагать, не к нам в тыл, а к туранцам. Я правильно понял?
— С туранцами я договорился. Не с офицерами, с солдатами. Обещали пропустить.
Майор от души выматерился.
— Коммуняка! А ты понимаешь, что нас за это сразу в ноль?! Туранцы на подходе в ноль, и потом свалят гибель гражданских на зверства русских! А свои на возвращении в ноль — за контакты с противником!
— Там два десятка детей, — хмуро сказал Грошев. — Полгода в подвалах. Без еды, без лекарств, без чистой воды. И без света. Это, по-твоему, не зверство? Ты только выход на задание оттяни до завтра, я их сам выведу.
— Да?! — взъярился майор. — А как?! Полгода без движения — они ходить разучились! А там бежать надо, чтоб артой не накрыли! А через наши порядки — как? Толпа гражданских, да ночью — как дадут из пулеметов!
— Не дадут. Есть еще нормальные мужики на свете.
— Значит, и с нашими договорился… шустрый ты, как понос… Ну даже если чудом выведем — а дальше как? Добровольно под расстрел? Или с особым отделом тоже договорился?
— А дальше — никак, — спокойно сказал Грошев. — Я же говорил — коммунары в мире типа вашего долго не живут. Не выведу детей — не прощу себя. Так что у меня выбора нет, мне все предельно ясно. А вы… просто дайте мне время. И отвернитесь.
— Дебил! — с ненавистью прошипел майор. — Какой же ты дебил! И я вместе с тобой… Витя, топай в штаб, получай БЗ! И сиди там до утра, понял? Под любым предлогом! Боекомплект получай, «Горынычей» требуй! У тебя дети, тебе под расстрел подставляться не очень правильно…
— Я с вами, — еле слышно сказал замполит. — Мне… надо.
— И ты дебил! — зло заключил майор. — Эй, как тебя… Ланцет! Ты ничего не видел и не слышал, понял?
— Прекрасно я все слышал, — вежливо сказал боец у тактического экрана. — Согласуем частоты, я вас сверху «птичкой» провожу.
Майор только сплюнул обреченно.
Гулко бухали по замерзшей земле берцы, шаркали женские сапоги, унты и валенки. Длинная вереница темных фигур невыносимо медленно перемещалась в серой мгле. Майор злобно тащил носилки с детьми и обливался потом от страха и напряжения.
— Алга! — звучал впереди негромкий голос Грошева. — Йыгереп!
— Чего он там говорит? — пропыхтел сзади замполит.
— Да как обычно! —
— Тезирек! — тут же хлестнула команда.
— Да куда быстрее? — злобно огрызнулся майор. — Тетки и так падают!
Снизился и с легким гулом пролетел вдоль растянувшейся колонны дрон.
— Нижнее небо чистое, — сообщил в наушниках далекий оператор.
Майор представил, что за это чистое небо ожидает утром взвод БПЛА, и ему стало нехорошо. За каких-то чурок пострадают отличные ребята! И ведь эти тетки даже «рахмет» не скажут, будут ненавидеть до конца жизни, и детей в ненависти вырастят, и пойдут они потом резать головы русским! Чертов коммуняка!
Медленно надвинулось проклятое болото, где осталась навсегда большая часть роты. Майор невольно убыстрил шаг, но тут же чуть не споткнулся — под ноги упала маленькая фигура.
— На носилки! — прохрипел майор. — Ходу! Ходу, мать вашу! Тезирек!
— Алла… — донеслось жалобное в ответ.
— Бог не поможет! Только ногами!
Носилки резко потяжелели — положили кого-то из старших детей, потерявшего сознание. Майор засипел и засеменил дальше. Где-то в колонне еще три пары бойцов тоже сгибались под тяжестью. Четверо носилок на два десятка изможденных детей — мало! Чертовы чурки, расплодились!
— Вперед, йигитлэр! — упрямо просипел майор бегущим впереди мальчишкам. — Алга, узкоглазые!
Прогрохотал под многочисленными ногами разбитый понтон, майор с матами потянул тяжеленные носилки вверх по бетонному склону.
— Тыныш! — тут же прилетела неласковая команда.
— Сам «тихо»! — выплюнул майор непримиримо, но материться перестал.
Туранские женщины оказались на удивление упорными, терпеливыми и выносливыми, по-другому не объяснить то чудо, что они все же добрались сами и как-то дотащили детей. За спиной остались две линии многоэтажек с российскими бойцами, перед глазами — очередная черная линия изуродованных зданий. Третья, туранская.
Впереди тихо и быстро заговорили по-турански. Осторожно брякнули кирпичи. Женщины по одной стали забираться в разбитое здание, начали передавать по цепочке детей. Все это — в страшном, упорном молчании. Из темноты выбежали бойцы, перехватили носилки. Майор с наслаждением расслабил руки и только потом сообразил, что бойцы — туранские. Передвинул на всякий случай автомат под руку и бессильно осел на ледяную землю. А мимо все шли и шли безмолвные женские фигуры. Одна из них с двумя детьми вдруг остановилась, строго прошептала на чистом русском:
— Что надо сказать дяде?!
— Рахмат… — тихо прозвучали детские голоса.
— Бакыт сизге, — машинально отозвался майор. И добавил по-русски:
— Не надейтесь на помощь своих, на войне не до вас. Уходите в тыл сами. Как можно дальше.
— Родня поможет, — прошептала женщина, подхватила детей и ушла.
— Активность в небе! — заговорил в наушниках оператор дрона. — Ожидаются сбросы! Переждите в укрытии!
Майор нервно дернулся и выругался. В каком укрытии?! К туранцам на огневую точку бежать, что ли?!