Спартак

Джованьоли Рафаэлло

Печальный и озабоченный Орест днем и ночью ломал голову, тщетно ища выхода из этого опасного положения. Его легионы совсем упали духом. Сперва молотом, а потом все громче они называли претора бездарным и трусливым: он не хотел вести их в бой, когда была надежда на победу, а теперь они должны будут идти на верное поражение и неминуемую смерть.

В таком положении были дела, когда претор решил прибегнуть к обману при помощи жрецов. К сожалению, к этому средству еще часто прибегают либо слабые духом, либо хитрецы, которые, играя на страхе и на потребности людей взывать к сверхъестественным силам, стараются подчинить себе сознание большинства народа, используя это подчинение для своих темных

и корыстных целей.

По всему римскому лагерю было объявлено о больших жертвоприношениях Юпитеру. Марсу и Квирину, которые через авгуров должны были научить, как спасти римское войско от грозящего поражения.

Направо от претория, в римском лагере находилось место, назначенное для жертвоприношений. Там стоял круглый каменный жертвенник с углублением наверху, в котором зажигался огонь, и с отверстием, через которое должно было стекать вино для возлияний; кругом него были вкопаны в землю шесты, украшенные гирляндами из роз и других цветов. Туда сошлись жрецы трех богов: Юпитера, Марса и Квирина. Все трое были в длинных плащах из белой шерсти, заколотых у шеи большой булавкой, в остроконечных шапках, тоже из белой шерсти.

Позади них стояли авгуры, одетые в обычные свои греческие одежды, с изогнутыми жезлами в руках, похожими на нынешние пастушеские посохи. Далее следовали два служителя: один из них подводил жертвенных животных к жертвеннику и убивал их, а другой должен был выпускать кровь мелких животных; оба они были в сутанах, отороченных внизу пурпуром и спускавшихся с талии до подъема ноги.

Первый поддерживал правой рукой топор, лежавший на плече, второй сжимал в руке широкий отточенный кинжал с рукояткой из слоновой кости; у обоих как и у всех жрецов, были на голове венки из цветов, а вокруг шеи - ленты с кисточками из красной и белой шерсти, спускавшиеся к ногам. Такие же венки, ленты и кисточки были на голове и вокруг шеи у быка, овцы и борова, предназначенных в жертву. Низшие служители культа несли деревянный молоток, которым нужно было оглушить быка ударом в затылок, священный пирог, серебряную коробочку со священным фимиамом, серебряную чашу, служившую для наполнения кадильницы, амфору с вином и патеру - особую чашу для священных возлияний. Последним шел хранитель священных кур, несший большую клетку с этими священными птицами. Замыкали шествие флейтисты, которым полагалось играть во время возлияний. За жрецами двигалось все римское войско, за исключением солдат, поставленных для охраны ворот лагеря, рвов и частоколов.

Когда войско с Орестом во главе разместилось вокруг жертвенника, жрецы, совершив предписанные омовения, бросили фимиам в чашки, посыпали жертвенных животных мукой и по установленному обряду принесли жертву священным пирогом и возлиянием вина; затем один из служителей, подняв голову быка (ибо только когда приносили жертву подземным богам, головы жертвенных животных должны были быть опущены к земле), ударил животное сперва молотком в лоб, а затем прикончил его топором; в то же время другие прикалывали мелких животных, кровью которых вскоре был обагрен весь жертвенник; часть мяса была тут же положена на огонь, пылавший в углублении посреди жертвенника. Внутренности жертв были аккуратно собраны на особую бронзовую дощечку, несколько вогнутую посредине и укрепленную на четырех подставках из того же металла.

По окончании этих манипуляций внутренностями завладели авгуры и с серьезнейшим видом занялись определением по ним будущего.

Хотя знакомство с греческой философией и быстрое распространение учения Эпикура отвлекло в это время большую часть римской молодежи от нелепых верований в богов и еще более нелепых верований в лживые фокусы жрецов, в массе народа так сильно вкоренилось чувство преклонения перед

богами, что среди тридцати тысяч человек, собравшихся возле жертвенника, ни один звук, ни одно движение не нарушили священного обряда, который продолжался довольно долго; только через полтора часа авгуры смогли сообщить, что знамения благоприятны для римлян, ибо ни одного зловещего пятнышка нельзя было заметить на внутренностях жертв.

После этого жрецы приступили к кормлению священных кур, которых, вероятно, долго мучили голодом, ибо как только им бросили зерна, они стали есть с величайшей жадностью. Шумными рукоплесканиями разразились солдаты, увидевшие в чрезмерном аппетите кур явный знак божественного покровительства Юпитера, Марса и Квирина и готовности всей троицы помогать римскому войску.

Этих счастливых предзнаменований было достаточно, чтобы вернуть мужество в сердца суеверных солдат. Тотчас же прекратились жалобы и проклятия, воскресли традиционная дисциплина и вера в начальство. Анфидий Орест решил без промедления использовать это хорошее настроение своих легионов и привести в исполнение задуманный им план - вырваться с возможно меньшими потерями из тисков, в которые его захватил Спартак.

На следующий день после жертвоприношения пять дезертиров из римского лагеря явились в лагерь Спартака, - Приведенные к вождю гладиаторов, они все по-разному рассказывали одну и ту же историю: претор задумал выйти тайком в эту же ночь из своего лагеря, броситься на гладиаторов, стоявших лагерем возле Формий, раздавить их, прорваться на Кальви и затем укрепиться в Капуе. Дезертиры объяснили свое бегство из римского лагеря желанием избавиться от гибели в сражении, так как, говорили они, план Ореста разобьется о железное кольцо, в которое Спартак замкнул римские легионы.

Спартак выслушал с величайшим вниманием рассказы пяти дезертиров, которым задал множество вопросов, не сводя с них глаз. Этот взгляд, проникавший в душу, подобно острейшему клинку, смущал и стеснял дезертиров; они не раз путались в ответах и говорили не то, что прежде. После продолжительного молчания, в течение которого фракиец, склонив голову на грудь, был погружен в глубокие размышления, он поднял голову и сказал, как будто рассуждая сам с собой:

– Я понял.., и.., ладно.

Затем, повернувшись к одному из контуберналиев, стоявшему возле него на претории, он сказал:

– Поди, Флавий, проводи их в палатку и прикажи, чтобы их хорошенько стерегли.

Контуберналий вышел вместе с дезертирами.

Спартак призвал начальника легиона Артака и, отведя его в сторону от других командиров и контуберналиев, сказал:

– Эти дезертиры - соглядатаи...

– Ну?
– воскликнул с изумлением молодой фракиец.

– Они подосланы сюда Анфидием Орестом, чтобы ввести меня а заблуждение.

– Возможно!

– Он хочет уверить меня в том, что рассказали дезертиры, а сам поступит как раз наоборот.

– А пo-твоему, как именно?

– Вот как: наиболее естественное и логически правильное, что в данный момент может предпринять Орест, - так сделал бы на его месте Всякий, - это постараться прорвать наш фронт со стороны Рима, а не Капуи. Укрывшись в Капуе с войском, расстроенным и ослабленным потерями, которые он обязательно должен понести в бою, он оставит для нас открытым Лациум, и мы сможем легко пройти до ворот Рима. Значит он должен пробиваться в сторону Рима, чтобы защитить его от наших нападений; Рим - его операционная база, и, имея в тылу Рим, он с войском, даже более слабым, чем у него теперь, всегда будет держать нас под угрозой. Поэтому вполне естественно, что он пойдет на отчаянную попытку именно с этой стороны, а не со стороны Формий, как он хочет меня убедить при помощи своих дезертиров.