Спасалочки
Шрифт:
— Только мне в таком виде на улицу нельзя, — сказал Олег, когда наши тарелки опустели, а чашки наполнились по второму кругу. — Если меня узнают…
— Так и говори, что со мной нельзя, — закончила я за него.
— Хорошо, что ты сама всё понимаешь. Тут повсюду глаза и уши, а я и так еле отмазался перед тестем после того раза. Кстати, спасибо тебе.
— Уже благодарил.
Я имела в виду не безликое сообщение, обращённое к Ангелу-Спасителю, а нашу предыдущую встречу — пусть два месяца назад, на чёртовой выставке, мы даже не увиделись, но он был рядом. И я слышала его голос. Думаю, он понял меня правильно. Думаю, мы были созданы, чтобы понимать друг друга.
— Не за прошлый раз. А за сегодняшний. Ещё не благодарил. Могу я хотя бы проводить тебя до отеля?
Я прикинула: в мой номер он не пойдёт — не та сейчас обстановка,
— Боюсь, не получится. Не в этот раз. — Я даже не пыталась скрыть своего сожаления.
— Дай мне время. — Он вышел из-за стола и побрёл на второй этаж — туда, где обитали хозяева этого гостеприимного места. Вернулся через пять минут, держа в руках два чёрных свёртка. — Вот, отдал сто евро за всё про всё. Переодевайся. Здесь, кроме нас, никого нет.
Заведение мы покидали через задний ход. Старик объяснил, как дворами пробраться на параллельную улицу, где можно было поймать такси. Мы поблагодарили его и нырнули в дымные сумерки.
— Чёрт, как вы в этих юбках ходите! — Олег в абайе напоминал слона в чёрной простыне. Что до меня, то мне прежде доводилось носить такую одежду во время деловых поездок в Иран, к тому же каблуки оберегали меня от наступания на подол — в своей абайе я почти плыла по земле.
— Это не юбка, а верхняя одежда. Типа плаща. Под ней носят обычную одежду — джинсы и футболку, например, — я рассказала ему то, что знала сама. В своё время мне тоже кто-то это рассказал.
— Ты хоть без намордника этого… — Бухтел он.
— Тоже мне… — Я прыснула. Олег мало того что замотал свою коротко остриженную голову в чёрную косынку, так ещё и на рот натянул чёрную медицинскую маску — ничего другого для укрытия лица, как ни странно, у араба в кебабной не нашлось. — А тебе вообще грех жаловаться. В таком камуфляже тебя точно никто не узнает! Жаль, чтобы затащить тебя в номер, нужны документы — боюсь, мужика в абайе и с русским паспортом в Шангри-Ле сразу возьмут на карандаш.
— Обидно, чёрт возьми!
Мы остановились на обочине. Через минуту возле нас притормозило такси.
До гостиницы мы ехали целых сорок минут, хотя в <i>нормальный день</i> это заняло бы не больше семи — всё дело в перекрытых дорогах, горящих покрышках и вездесущих людских столпотворениях. Центр Парижа в очередной раз горел. Мы тоже горели — сунув таксисту сиреневую европятихатку, мы отбили у него всякое желание обращать на нас внимание… Это был не первый раз, когда я занималась сексом на заднем сидении автомобиля. Но первый, когда под сексом подразумевались ласки через одежду с мужчиной, одетым, как восточная женщина. Широкие полы лёгкой накидки скрадывали наши шалости, чёрная ночь накрывала нас уютным одеялом, и даже запах гари из приоткрытого окна не сбивал настроя. Мне показалось, это был лучший секс в моей жизни. Даже если по ходу действия мы оба не произнесли ни слова. Избавившись от своего "намордника", Олег целовал меня так остервенело, будто это была его последняя ночь на земле.
У главного входа в отель я вышла на приятно подкашивающихся ногах. Мы не прощались. Знали — встретимся снова, но не знали — когда и как. Могли пройти годы, могли пройти дни — оставалось только ждать. Ожидание заменило нам будущее. А воспоминание об этом дне — прошлое. Я чувствовала себя бабочкой-однодневкой, застрявшей в петле времени.
Глава 8
Как бы мы оценили, если б у Моны Лизы
Леонардо написал в нижней части холста:
"Девушка улыбается, потому что
она скрывает своего любовника"?
Середина ноября — худшее время в году. Для зимы ещё слишком рано, и даже если на грязную Москву выпадает первый девственный снежок, радость длится недолго — тает вместе со снежком, утекая во времени мусорными ручьями. И, глядя на календарь, невольно вспоминаешь, что кое-где в Европе ещё купаются… Кто бы мог подумать, что даже в этот грязный, неприветливый месяц и даже в такой унылой северной стране, как Россия, есть уголки, где в ноябре тепло и сухо. Как жаль, что я не бывала на Ставрополье прежде… А познакомиться с этим милым провинциальным краем меня заставило настоящее несчастье.
В Пятигорске рухнуло жилое здание — новостройка, сданная года полтора назад, просто сложилась, как карточный домик, погребя под семнадцатью слоями перекрытий несколько сотен спящих людей. Руководство
В приёмном отделении городской больницы царил переполох: с момента взрыва минуло уже два дня, а раненых продолжали привозить. По разговорам, подслушанным мною в коридорах, людей всё ещё доставали из-под обломков, чаще — мёртвых, реже — выживших. Спасательную операцию было решено продлить на неделю — чиновники делали всё, чтобы хоть как-то смягчить гнев общественности. А интернет делал всё, чтобы этого не случилось. Слезливые демотиваторы с фотографиями погибших репостились по соцсетям, проклятия обрушивались на головы застройщиков и управляющей компании; как ни странно, владельцев грилль-бара особо не костерили — либо потому что те своими фамилиями пополнили списки погибших, либо потому что в версию с бытовым газом действительно мало кто верил. Моя миссия заключалась в том, чтобы, обставив свой визит как секретный, оказаться узнанной. Я была молодой состоятельной женщиной, вертелась в модных и деловых кругах, водила полезные знакомства, но всё же наделять меня званием "селебрити" ещё было рановато. Моё лицо до сих пор не было широко узнаваемым — и сама я приложила к этому максимум стараний: участь "светской львицы", или, прости господи, "наследницы бизнеса" меня до сих пор миновала — я по-прежнему ездила без водителя, ходила без охраны, а на каждом шагу меня не подстерегали зеваки, нацеливающие в мою сторону свои камеры. Однако те, кому надо, непременно распознали бы в моём лице вице-президента компании "Киров и партнёры". Дабы облегчить задачу журналистам и блогерам, сновавшим между больными и медперсоналом, даже пришлось снять медицинскую маску. Не прогадала: когда меня пригласили к стойке дежурной медсестры и дали документы на заполнение, я уже заметила сбоку от своей физиономии пару вспышек, а ухом уловила пару характерных звуков, как у затвора старинного фотоаппарата (ох, уж эти ретро-примочки на современных гаджетах!). Притворившись слепоглухонемой, я проследовала за сестрой в процедурную, где помимо меня уже отдыхали несколько человек. Уселась в единственное пустующее кресло, вытянула ноги и зажмурилась — иголок боюсь с детства, но на что не пойдёшь ради папочкиного счастья? Кровь понеслась из меня стремительным потоком — по крайней мере, так мне чудилось. Слишком быстро прозрачная полость катетерной трубки окрашивалась в вишнёвый, и вместе с кровью силы покидали меня… Медики заверили, что возьмут не больше четырёхсот миллилитров, но уже спустя минуту с начала процедуры, казалось, меня выдоили досуха. Чтобы хоть как-то отвлечься от панических настроений, я принялась вертеть головой. В открытую дверь то и дело заглядывали любопытные — в основном такие же добровольцы, как и я, что явились на зов властей сдать кровь для пострадавших и ныне ждали своей очереди в коридоре. Щелчки затвора время от времени доносились до моих ушей — я могла быть спокойна: моя физия вместе с распластавшимся по креслу телом и торчащей из вены кровавой трубкой очень скоро засветятся в интернете. Папа будет доволен. Устав пялиться в дверной проём, я осмотрела кабинет. Белые стены и единственная медсестра, снующая от кресла к креслу — ничего примечательного. Стараясь особо не таращиться, я оглядела своих коллег по добровольному порыву…
Он был там — на соседнем кресле, заметить его прежде мешала суетящаяся у моего изголовья медсестра. Он был в маске, но она не скрывала глаз — их я узнала сразу. Как и они меня. Его зрачки расширялись в режиме реального времени, рискуя заполонить собой не только светло-карюю радужку, но и уставший, с розовыми прожилками белок. Он усмехнулся в маску. Я невольно перевела взгляд на его руку — сильная и натренированная, сейчас она безвольно лежала на дерматиновом подлокотнике, делясь своей силой с пластиковым вакуумным мешочком на другом конце катетерного провода. Отчего-то сцеживаемая кровь напомнила мне кровавый фонтан с выставки в "Цехе" — от неуместности этих ассоциаций передёрнуло. Тогда, чуть более года назад, мы все утопали в фальшивой крови, а здесь, в больнице, кровь чётко дозировалась, но её настоящесть, её происхождение делали её в глазах гемофоба самым истинным кошмаром. Я не гемофоб. Но и не гемофил. Я просто отвернулась.