Спасалочки
Шрифт:
— А что же Вы, милая? Семейный бизнес Вас совсем не интересует? — обратился к брюнетке мой папаша. В его глазах я заметила искру азарта.
— Ну что Вы, Виктор Маркович! Я вообще считаю — не женское это дело… Хотя, бывают, конечно, исключения, я не спорю. — Она прикусила язык, несмело покосившись на меня.
Брюнетка не долго баловала нас своей компанией — сославшись на усталость, она вскоре покинула мероприятие вместе с личным водителем.
— Ей завтра рано вставать, — пояснил Олег. — Ложится в больницу.
По количеству ботокса во лбу, филлеров в губах и силикона в декольте не сложно было догадаться, что из "больниц" она не вылезала. Оставив стариков наедине — обсудить последние детали контракта, мы удалились на террасу. Зябкий ветер пробирал до костей, заставляя нас неуютно ёжиться, а наши сигареты
— Значит, правая рука? — я не выдержала первой.
— Угу, — он ответил не сразу. — Я ведь и впрямь детдомовский. Старику для грязной работы нужны были люди, за которыми никто не стоит, которым нечего терять. Я годился для самой грязной — стрелки с бандюками, незаконные сделки, задания за рубежом, чёрный бизнес — вижу, ты девочка непростая, а значит, и сама должна понимать, как порой дела делаются. Меня сто раз могли убить, и сто раз я был на волоске, но каждый раз обходилось. Изначально будучи расходным материалом, постепенно я примелькался старику, и он, уверовав в мою неубиваемость и неубиваемую преданность, потихоньку стал подпускать меня ближе к телу. — Он затянулся, высасывая огрызок растрёпанной ветром сигареты почти до фильтра — то ли собирался с нужными мыслями, то ли надеялся, глотнув дыма, отвлечься от ненужных. — Машка подвернулась очень кстати. Захомутать её было несложно, а дальше уж своим нытьём она уломала папашу одобрить брак, да и тот не долго сопротивлялся — ко мне он уже успел прикипеть, а относительно способностей своей кровинушки иллюзий не питал. Так и живём — уж скоро десять лет. Теперь ты знаешь, кто я и что я. — Он замолчал, прикуривая новую. — Презираешь? — Я не ответила, тоже прикурив новую. — Не все рождаются с золотой ложкой… — Вновь заговорил он.
— Не презираю. Но и не заслуживаю презрения. — Я ответила то, что первым пришло в голову, а он вопросительно поднял брови. — Я не выбирала, с ложкой мне родиться или с кочерыжкой.
Мы проводили стариков ближе к полуночи, а сами, сославшись каждый на свои дела, остались в ресторане. Выпив ещё немного, мы прогулялись до Ритца и продолжили вечер уже в номере.
За те девять месяцев, что я их не видела, шрамы на его животе стали тоньше и теперь мягкой паутинкой угадывались на загорелой коже лишь мне как человеку, который точно знал, что они там есть. Он разглядывал мою ладонь в мерцающем свете настольной лампы — долго и тщательно, а потом накрыл её губами. Он помнил. От этого становилось только паршивее.
— Послезавтра мы станем коллегами, — озвучила я дурацкую мысль, которая проклятием висела над нами обоими. — Это положит начало бизнесу. И конец… остальному. Не знаю, как я вынесу твою близость… И близость твоей жены.
— Не думай об этом, — уклончиво прервал меня он. — Не думай.
Проснулась я, как и ожидала — в одиночестве. В голове шумело от выпитого накануне, тело, изголодавшееся по ласке, ныло, молило о продолжении — полученного ему казалось мало. Смятое платье небрежно лежало на спинке кресла, туфли валялись по разным углам номера. Чувство собственной шлюховатости заставило бессильно всхлипнуть. Неужели, случайные потрахушки раз в год — это всё, что я заслуживаю? А вскоре не останется и этого…
Зазвонил телефон — девушка с ресепшена соединила меня с абонентом, пожелавшим остаться неназванным.
— Это я, — начал он, даже не пожелав доброго утра. — Кажется, я забыл в номере папку с рабочими документами. Не могла бы ты, когда будешь выезжать, отнести её на ресепшен — я позже заеду и заберу?
— Конечно, — прохрипела я и закашлялась. В трубке раздались короткие гудки, а я всё кашляла, и кашляла, и кашляла.
Папка с бумагами и впрямь нашлась в номере — я помнила, как Олег таскал её с собой весь вечер и ума не прилагала, как он мог её забыть. Наверное, это всё проклятый хмель (и секс). Папка была пухлая, до отказа набитая — того и гляди застёжки слетят. Я долго пялилась на неё, не испытывая ни беспокойства, ни интереса — лишь тонкий голосок интуиции где-то на задворках сознания подстрекал меня к очередному бесчестному подглядыванию в чужую жизнь. А, была не была. Я сняла скрепы и открыла таинственное портфолио. Уже через минуту мне пришлось подбирать свою челюсть с пола, а через две я дрожащими руками фоткала каждую страничку на телефон, превозмогая обиду и негодование.
Папку
— Откуда у тебя всё это? — только и сумел выдавить он. Из бумаг чётко следовали истинные мотивы Стельмаха относительно сделки: через подставных лиц он намеревался скупить у мелких акционеров необходимое число акций, дабы завладеть контрольным пакетом, а позже с помощью финансовых афёр избавиться от нас папой в совете директоров и единолично презентовать компанию на ближневосточном рынке уже как часть собственного холдинга. — Откуда, я тебя спрашиваю?
Будто "откуда" было тем, что имело значение.
— Телом раздобыла, — огрызнулась я, почувствовав, как мерзость оседает на кончике языка.
— Молодец, — ответил он. — Я всегда знал, что девки полезнее пацанов.
Ну, вот и поговорили. На этом день семейного воссоединения было решено закончить. Я отправилась к себе — зализывать раны, а отец сел на телефон. К вечеру, проспавшись, я обнаружила сразу два сообщения. Первое — от отца: "Сделка отменена. Я приму все меры, чтобы разорить этого сучёныша в ноль. Это уже дело принципа". Злопамятность отца не была для меня чем-то новым, в отличие от откровенности. Он делился со мной своей злостью, а значит… Видел во мне союзника? Второе сообщение пришло с неопределённого номера: "Тесть в бешенстве, шерстит всё окружение в поисках крысы. У жены лопнул имплант, уже вставили новый. В твоей любви лазить по чужим личным вещам я не сомневался". Его сообщение я стёрла, уже зная наверняка: пусть коллегами мы не станем, но никуда друг от друга теперь не денемся. Даже если будем очень стараться.
Глава 5
Свободен лишь тот,
кто может позволить себе не лгать.
Пару дней я провела в маленьком загородном спа-отеле недалеко от Рузы, куда обычно сбегала на выходные, когда зализывание ран в домашних условиях не приносило должного результата. Пока натренированные девушки из Юго-Восточной Азии колдовали над моим педикюром и депиляцией зоны бикини, я шерстила бизнес-сводки (хотя и обещала себе этого не делать) в поисках хоть какой-то информации об отмене сделки. Мой папаша, естественно, не упустил возможности макнуть несостоявшегося бизнес-партнёра рожей в грязь и уже заказал у парочки небезызвестных колумнистов нелицеприятные заметки о Стельмахе — своём теперь уже злейшем враге. Меня интересовало не это. Меня интересовал Олег. И очень скоро выяснилось, что не зря, хотя выяснилось это не через интернет, а благодаря отцу. Не желая ни на миг оставлять меня в покое, уже вечером первого дня моего отдыха он позвонил, чтобы поведать о том, что зятёк конкурента ныне попал к тестю в огромную немилость: не найдя крысу среди сотрудников, он всё-таки выведал, что документы были забыты Олегом в отеле и переданы через рецепционистку, и теперь под подозрением весь персонал отеля и сам Олег. Тот факт, что даже несмотря на явную угрозу репутации персонал гостиницы не разгласил никому информацию о нашей с Олегом совместной ночёвке, заставил невольно присвистнуть. Вот это политика конфиденциальности, вот это стандарты обслуживания — моё почтение! Теперь я смело могла заявить, что московский Ритц славится чем-то ещё, кроме вечеринок Трампа и вида на Кремль.
— Вот будет прикол, если о блядстве зятька станет известно кому надо! — папаша продолжал ехидничать, непомерно меня раздражая. — От души посмеюсь!
— Почему это? — спросила я самым равнодушным тоном, на который только была способна. Мой отец — не дурак, и насчёт меня он иллюзий не питал, но, чёрт возьми, неужели он положил бы на кон и мою репутацию, если бы на дно вместе с ней пошла семейная репутация конкурента?
— Соратнички по политической борьбе не оценят, — он удушливо захихикал, а потом отвлёкся на что-то, и я положила трубку.