Спасатель
Шрифт:
А что? Нормальное предложение от вполне симпатичной женщины. Да и я достаточно оголодал сексуально от беременности и родов жены. После войны тут всего 14 лет прошло. Вдов и девчонок которым не досталось мужей навалом. Почему нет? Надо только хорошей выпивкой озаботиться по дороге. Мы же не халявщики.
Утром меня еле добудился Джо, который оказался крепче меня на выпивку.
Дом был пустой.
Ни девочек.
Ни наших вещей.
Ни наших денег.
Ни наших грузовиков.
Слава богу, что штаны
Ну и что это было? Вроде еще не пришло еще время клофелинщиц??
– Надо в полицию заявить, - выдал мистер Смит американскую сентенцию, берясь за бакелитовую трубку телефона.
– Валить отсюда надо, - ответил я русской мудростью. – А то как бы самим не загреметь за то что забрались в чужое жильё. Доказывай потом что не верблюд.
И недолго думая я сотворил темпоральное окно в ««Неандерталь»» и пихнул кузнеца впереди себя в него.
Уже посередине песчаных куч на манеже конезавода я схватил кузнеца за локоть и буркнул понизив голос.
– Джо, сам понимаешь, что болтать можно только о том что у нас грузовики угнали. Больше ни о чем. А то больше я тебя с собой в другие времена брать не буду.
– А на льва когда пойдем? – не упустил кузнец случая выхмурить у меня свои хотелки.
– Как только, так сразу, - пообещал я, оставив Смита в некотором недоумении.
У себя в домике, нашел последнюю бутылку коньяка и наконец-то опохмелился. Пивом было бы лучше, но нет тут пива, чтобы в разлив мелкими порциями. Сварить самим можно, но сразу бочку ставить нужно. И хранится такое живое пиво дня три-четыре всего, потом киснет.
– Гостей принимаешь? – отвлек меня голос из дверного проема.
На пороге стоял Тарабрин странно одетый. В зауженном кверху темно-синем цилиндре с золотой пряжкой на черной муаровой ленте. Сером плаще с пелериной. В башмаках с золотыми пряжками и белых чулках под бежевыми кюлотами.
Когда он снял плащ, то оказался в голубом суконном фраке на шелковый жилет расшитый золотыми розами. И белоснежной рубашке с пышным жабо, сколотым у кадыка искусно вырезанной камеей.
– Ты откель такой красивый, Иван Степаныч? – вопросил я.
– Из Голландии наполеоновских времен. У тебя выпить есть, а то я там продрог, даже ваша крымская жара не спасает от голландской осени.
– Найдем, - пообещал я.
Тарабрин оглянулся на улицу и приказал.
– Заноси, ребятки.
Два тарабринских гайдука внесли по саквояжу толстой буйволовой кожи, поставили на пол, поклонились мне и вышли. Одеты они были под стать самому проводнику, только несколько скромнее. На боку у каждого болталась сабля.
Я успел только в спину им крикнуть.
– Там Насте скажите, чтобы вас покормила.
Тарабрин отставив в сторону свою неизменную шпагу-трость, сел в соседнее кресло. С видимым удовольствием глотнул коньяка.
– Вот, сходил в Амстердам, камешками торганул. Ну, теми, что мне дикие люди приносят. В этот раз гинеями английскими взял [Гинея – английская золотая монета равная 21 шиллингу. Фунт стерлингов (соверен) вмещал 20 шиллингов], хоть и потерял на разнице курса к гульдену, да и подождать, пока соберут нужную
– Зря, - ответил я. – У меня банкноты есть банка Англии. На всё про всё нам хватит. Даже останется.
– А нотариусам и адвокатам ты тоже тысячными банкнотами платить будешь? – ехидно засмеялся проводник. – При их годовом доходе в триста фунтов максимум. Ты эти баульчики пока у себя попридержи. Не хочу я их у себя светить.
Я не стал спрашивать причины такого решения. Раз просит значит таковые есть. И молча кивнул, соглашаясь. Воровать золото тут у меня некому.
Взялся за ручки саквояжа и у меня чуть поясница не хрустнула.
– Здоровы твои гайдуки тяжести таскать, - сказал, когда оттащил саквояжи по очереди в дальний угол хозблока. – Сколько там?
– Чуть больше ста пятидесяти тысяч гиней. Можно было и более выторговать, но на носу страда, охота и очередная немая ярмарка. Да и погода там сейчас дрянь, хуже Питерской. Что выяснил по Аргентине?
– В интересующий нас период главной валютой является британский фунт. Он в отличие от местного песо очень твердый курс имеет. К тому же там почти все под англичанами. И финансы, и промышленность, и транспорт. И так будет практически до Перона. [Хуан Доминго Перон – президент Аргентины (1946-1953) проводил национальную индустриализацию и политику освобождения от зависимости страны от иностранного капитала, воспользовавшись последствиями второй мировой войны] Землю в восьмидесятые годы девятнадцатого века на юге Пампы раздают бесплатно – лишь бы ее обрабатывали. Земля плодородная, типа северокубанской. Ближе к океану влажность нормальная. Да и нам далеко от побережья отдаляться не след. Зерно на экспорт пойдёт, так что не стоит увеличивать транспортное плечо. Я бы еще на берегу элеватор поставил с паровой машиной.
– Бесплатно нам не надо, - ухмыльнулся Тарабрин улыбкой записного хитрована. – Хоть за копейку десятина, но купи со всеми правильными бумагами. Чтобы все по закону. Потом пригодится обязательно. А у тебя как дела?
Я пожал плечами и повинился в том что пролюбил в прямом смысле этого слова два грузовика в Канаде 1959 года.
– Ладно, - пожевал губами Тарабрин. – Сам не суйся, а то две твоих тушки на одном гектаре странно могут себя повести, это не факт, но подозрение которое не хочется проверять. Но местечко это мне сейчас покажи, чтобы я там ««якорь»» бросил. А сам туда только на почту сходи. Вдруг деньги твои там еще на месте. Переводил телеграфом?
Я кивнул в подтверждение.
– Значит деньги тебя опередили. Сходи за ними на сутки раньше, чем развлекался блядками. А вопрос с машинами оставь мне. Я его решу сам.
Никодимыч зримо пошел на поправку. На щеках появился румянец и даже щетина стала расти быстрее. Сейчас его аккуратно брила медсестра, оставив только усы.
– Шкипер вроде как должен быть бородат. – сказал я, входя в палатку. – И безус.
– Ай, - воскликнула медичка. – Товарищ командир, ну нельзя же так. У меня в руках опасная бритва, а вы меня пугаете!