Спасение по-русски
Шрифт:
Новое задание
В это время года в Анголе настоящий «бархатный сезон». Легкий океанский бриз обдувает кожу, а солнце нежно ее ласкает.
Но на огромном пляже пустынно, для многочисленных толп отдыхающих явно не сезон. Только одинокий шезлонг стоит у самой воды. Ноги сидящего в нем человека по щиколотку опущены в голубоватую океаническую воду. Волны лениво массируют ступни, гладят пляжный песок.
Сидящему в шезлонге мужчине на вид лет тридцать пять – тридцать семь, хорошо сложенная фигура, загорелая кожа обтягивает бугры мышц. Худое обветренное лицо с большими серыми
Мужчина был в шортах цвета хаки до колен и черной открытой майке с красивой красной надписью на груди: «Рэмбо, первая кровь». Зажав зубами толстую коричневую кубинскую сигару, усиленно ею дымил. Глаза прикрыл в раздумьях.
«Итак, мир рушится. Вернее, рушится мой мир, к которому я привык, в котором я всегда жил. После объединения двух Германий я, Ганс Краух, сын потомственных лейпцигских железнодорожников, остался без родины. Вернись я в так называемую Объединенную ФРГ, меня как минимум ждет пожизненное заключение. За все то, что я наделал против «свободного мира». Конечно, можно было что-то продать немецкой контрразведке, но что я знаю? Всю свою шпионскую карьеру провел как исполнитель, добросовестный чернорабочий разведчик».
Вытащив изо рта окурок сигары, он щелчком отправил его в голубую океанскую даль.
Сейчас Краух вспомнил полковника Карейра, начальника разведки седьмой кубинской бронетанковой дивизии, где он после эвакуации из ЮАР служил в качестве военного советника. Когда кубинцы возвращались домой, седьмая дивизия была последней, покидающей Анголу. Тогда-то Пабло Карейра и предложил Гансу обрести вторую родину на острове Свободы. На что Краух ответил, грустно улыбаясь:
– Нет, полковник. Хотя спасибо за приглашение. Но мир рушится и может случиться так, что завтра вы станете преступником в собственной стране только за то, что исполняли свой долг. Мне бы не хотелось быть преступником сразу в обеих родинах, это уж слишком. Тем более что скрываться на острове куда сложнее, чем на материке. Это шпионская диалектика.
На том они и расстались.
Поднявшись с шезлонга, Ганс с хрустом потянулся, солнце начинало припекать, пора было прятаться в тень. Сложив шезлонг, он двинулся через пляж в направлении шеренги белых коттеджей.
Небольшой курортный поселок, состоящий из трех дюжин одноэтажных домиков, на самом деле был офицерским городком, раскинувшимся на территории оставленной кубинцами военной базы. После ухода союзников ангольское командование разместило там полк охраны, чтобы уберечь базу от разграбления местным населением.
Часовые и патрули новой охраны располагались вдоль периметра внутреннего заграждения. В офицерском городке проживало несколько немецких военных специалистов. Но, в отличие от Крауха, они были при деле и появлялись на базе лишь по выходным. В будущем, как слышал Ганс, на базе собирались открыть учебный центр для новой Ангольской армии, и он рассчитывал на место там. Как-никак, а опыт подготовки молодых бойцов революции у него был.
Оставив шезлонг на крыльце
Набросив на влажное тело длинный банный халат, он вышел на кухню. В холодильнике дожидалась своего часа литровая бутылка «Столичной» и несколько желтых лимонов. Взяв бутылку и один лимон, он захлопнул дверцу холодильника. На столе стоял двухсотграммовый граненый стакан из грубого серого стекла, изделие советских стекольных заводов.
Наполнив стакан на три четверти водкой, Ганс выдавил туда сок и мякоть лимона. Жидкость стала ядовито-желтой, в ней плавали лохмотья мякоти. Всыпав туда по пол-ложки красного и черного молотого перца, он все это перемешал, и, подняв на уровень лица, опрокинул в рот, осушив стакан одним большим глотком.
Это был своего рода ритуал, каждое утро Краух употреблял стакан насыщенной водки, считая, что таким образом защищает свой организм от местных инфекций.
Через несколько минут на него наваливалась алкогольная депрессия, тогда Ганс вспоминал фильмы о русских белогвардейцах, которые, потеряв свою родину, где-то в парижских кабаках играли с жизнью в «русскую рулетку». Вспоминая это, он смотрел в дверной проем, откуда была видна вешалка с его полевой формой, поверх которой висел ремень с кобурой и автоматическим пистолетом в ней.
Для игры в «русскую рулетку» русский «токарев» не годился. У него не бывало осечек.
Сейчас размышления Крауха о «русской рулетке» прервал зуммер телефона.
В гостиной перед диваном стояла уродливая коробка полевого телефона.
– Да, слушаю, – произнес Ганс, снимая трубку с аппарата.
– Капитан Краух, через полчаса за вами прибудет машина. Срочный вызов к полковнику Мюллеру. – На другом конце повесили трубку.
– Ну вот, кажется, и обо мне вспомнили, – прежде чем положить трубку, сам для себя произнес Ганс. Депрессию как рукой сняло. Пора было собираться.
Ровно через тридцать минут перед коттеджем Крауха остановилось два советских джипа «УАЗ». В первом находилось трое негров в кубинской полевой форме. Один сидел за рулем, два других с «калашниковыми» на изготовку занимали заднее сиденье автомобиля.
Второй джип с крупнокалиберным пулеметом на турели оккупировали шестеро чернокожих бойцов в касках советского образца, устаревшей советской форме и «древними» дисковыми автоматами «ППШ».
Несмотря на официальное прекращение гражданской войны, на дорогах было неспокойно.
Уже одетый в полевую форму, с короткими рукавами, перетянутый ремнями портупеи и большой кобурой на бедре, Ганс нахлобучил на голову светло-зеленую фуражку с высокой тульей. Прикрыв за собой дверь коттеджа, он сел в джип рядом с водителем.
Больше часа конвой трясся по разбитому войной шоссе, все время въезжая в выбоины и воронки от снарядов и мин.
Наконец, проскочив раскаленную от солнца саванну, конвой въехал на загаженные улицы Луанды. Столица Анголы по-прежнему находилась в постколониальном состоянии, когда вождей всех рангов волнует «светлое будущее» всей страны, но никто не собирается убирать мусор из собственного квартала.