Спасение Романовых
Шрифт:
Офицеры переглянулись. Старший кивнул.
– Хорошо. Сколько всего человек?
– Одиннадцать. Семья из семи человек, врач, горничная, повар, лакей и мы – четверо охранников.
– Оплата?
– Половину, когда сядем в вагон. Вторую половину – по прибытию.
Капитан Кан снова кивнул.
– Грузитесь и поехали.
Еще неделю назад поручик Лиховский перешел из Екатеринбурга линию фронта и договорился с чехами. Чешские эшелоны с награбленным добром катили через всю страну к Тихому океану. Один из таких, набитый антикварной мебелью, мехами и прочим,
Странная история приключилась в тот год с этим чехословацким легионом. Можно было бы назвать ее – невероятные приключения чехов в революционной России. Летом восемнадцатого года именно они стали властителями железных дорог на всем пространстве от Волги до Владивостока, и не только железных дорог. Мятежный чехословацкий корпус – сорок тысяч штыков – неожиданно оказался единственной организованной военной силой в огромной стране. Красные и белые еще только обмениваясь пробными ударами, как боксеры в первом раунде, а полки чехов уже раскатились по всей длине Транссибирской магистрали. В каждом захваченном городе они перегружали золото из банковских сейфов в свои эшелоны. Грабили склады и лабазы, не особо разбираясь, кому они принадлежат. И расстреливали большевиков. Управы на них не было. Белым нужны были чехи, чтобы убивать красных.
На запасных путях станции Исток Романовы и свита погрузились в прицепной пульмановский вагон чешского эшелона. Двое мадьяр получили от Бреннера обещанную мзду и исчезли. Брошенный грузовик чехи тут же угнали куда-то – продали, наверно, своим белым союзникам.
Сразу после погрузки капитан Бреннер вошел в купе, где среди узлов сидели Николай и Александра.
– Ваше величество, необходимо оплатить половину суммы. Вы не можете передать средства чехам лично по понятным причинам.
– Капитан, я вам полностью доверяю. Сколько там причитается?
Бреннер написал сумму карандашом на клочке бумаги. Передал царю. Царица тоже посмотрела.
– Да, конечно, – сказал Николай.
– Ники, а это не дорого? – спросила Александра.
– К сожалению, ваше величество, мы не в том положении, чтобы торговаться, – сказал Бреннер.
В одном из купе заперлись двое чешских офицеров, четверо русских и пожилой ювелир, невесть откуда добытый чехами. Капитан Бреннер открыл портсигар, достал из него бриллиант величиной с горошину и положил на стол. Ювелир внимательно изучил горошину через лупу. Долго разглядывал. В конце восхищенно причмокнул губами:
– Экселенте!
– Спасибо, Борис Сигизмундович, – сказал капитан Кан. – Оставьте нас.
Ювелир вышел. Все проследили за неторопливыми движениями капитана Кана – он положил горошину в портсигар, а портсигар в нагрудный карман френча – и, когда горошина упокоилась на его груди, капитан Бреннер еще раз уточнил:
– Значит, мы договорились о следующем. Этот вагон принадлежит нам на всем пути до Владивостока. Мы четверо выходим на станциях, доставляем провизию
– Об этом не беспокойтесь. Наши эшелоны пользуются полной неприкосновенностью от любых российских властей.
– Во Владивостоке мы заплатим вторую половину таким же образом.
– Хорошо…
– И ожидаем вашего содействия в посадке на пароход вместе с чешским легионом.
– Но это за отдельную плату, – сказал капитан Кан.
– Разумеется.
– Если ваш англичанин бежит от красных, то почему он желает избежать встречи с белыми? – спросил поручик Данек.
– Мистер Мэттисон избегает контактов с любыми русскими властями – красными или белыми, или любой другой окрашенности. Его желание – как можно скорее вывезти семью из страны.
– Что ж, его можно понять. Мы сами желаем того же.
Русские пожали руки чехам и те уже вышли в коридор, когда Бреннер спросил:
– Еще одно, просто из любопытства: а кто проверит подлинность наших бриллиантов там, во Владивостоке?
– Как кто? – усмехнулся капитан Кан, – Борис Сигизмундович. Он поедет с нами. Разве ваши бриллианты не стоят того, чтобы проехать пять тысяч верст?
– Откуда вы знали, что мы будем платить бриллиантами?
– А мы не знали. У нас в эшелоне всегда есть ювелир… на всякий случай.
Чехи козырнули и вышли, а русские сели, будто следуя обычаю – присесть на дорожку. Молчали, глядя в окно на станцию. По перрону проходил безногий инвалид с Георгиевским крестом на гимнастерке, опирался руками на две деревянные подставки. Потом прошла крестьянка с корзиной яблок и трое чешских солдат с винтовками.
– Станция Исток, твою мать, – сказал ротмистр Каракоев. – Ювелира они с собой возят! А мы им платим за проезд по нашей земле, по нашей железной дороге…
Два крестьянских парня, прислонившись к стене, лузгали семечки, поплевывая себе на сапоги.
– Чертово дерьмовое свинство, – сказал ротмистр Каракоев.
Капитан Бреннер встал.
– Господа, а что за похоронное настроение? Мы такое дело совершили! Великое! Мы уже в поезде, и с нами августейшая семья, которую мы – МЫ – сумели вырвать из лап большевиков! Ура, господа! Только тихо.
7 мая 1937 года.
Москва.
– Головы отвезли в Москву?
– Головы? – удивился Медведкин.
– Ну, не играй тут мне! Не в драмкружке. Головы отрубили?
– Отрубили! Но не возили их никуда! Закопали отдельно от тел!
Кривошеин снова сидел напротив Медведкина в допросной и смотрел в угол, где у плинтуса притаилась сгоревшая спичка. В другом углу неслышно и недвижимо пребывал начальник Кривошеина комиссар госбезопасности третьего ранга Глеб Бокий, пожелавший лично взглянуть на подследственного Медведкина.
– Есть сведения, что головы Романовых отвезли в Москву Якову Михайловичу Свердлову, – пошел Кривошеин на обострение, чтобы встряхнуть своего шефа, неподвижного последние четверть часа – будто ящерица на припеке.