Спасенная книга. Воспоминания ленинградского поэта.
Шрифт:
Заполненные листки складывали на телевизор. Их был несколько, а в них, выражаясь по кагебешному, содержалось 128 пунктов.
И вдруг послышался горестный возглас милиционера. Оказывается, наш кот Иржик прыгнул на телевизор и стал точить когти об эти листки. Протокол был жестоко изорван, покрыт мелкими треугольными дырочками.
372
— Один мужчина в доме! — сказала Лиля.
Трудно себе представить, как расстроился Арцыбушев. Он долго советовался со своими: как быть — составлять всё заново или можно подклеить.
Как мы их презирали! Это было, пожалуй, основное чувство, которое мы испытывали.
Наконец прозвучали долгожданные слова:
— Обыск окончен.
Прозвучали для нас, но не для коренастого. Он продолжал перетряхивать коллекционных американских кукол.
— Полюбуйтесь, — съязвила Лиля, — прямо горит человек па работе.
Все грохнули.
Возмездие наступило сразу. Коренастый подошел к дивану и ткнул пальцем в маленькую полочку, забитую журналами и газетами.
— А там у вас что — книга?
— Книга, — вздохнула Лиля, — могли бы и не заметить. И вытащила свежий беленький "Континент".
Когда я подписывал протокол, меня спросили:
— Вы к нам претензий не имеете?
— Нет. А вы к нам?
И услышал:
— Нет, что вы. Вы же пострадавшая сторона.
Надо же! Никак жалеют?
Явился еще один мужик — с тремя мешками.
— Видите, до чего нас довели? Оба слегли в постель.
Он принял реплику всерьез и виновато ответил:
— У них работа такая.
Трех мешков не понадобилось. Добыча уместилась в одном, не заполнила и половины. Вероятно, улов оказался гораздо меньше ожидаемого.
Когда орава вывалилась в коридор, провожавший их Алик сказал:
— Желаю успеха в вашей работе.
Они не поняли иронии и ответили приветливо:
373
— Большое спасибо.
Тем все и кончилось. С этого все и началось.
ЧУДО-
А теперь о чуде.
Когда коренастый потянулся к папкам, все во мне оборвалось. Нет, не из-за них. Я-то помнил, что текст сдублирован, копия давно за рубежом.
Но под папками тетради — живая трепещущая плоть, вторая часть книги, лучшие ее куски: еще не пересланные единственные, беззащитные.
И вот рука кагебешника снимает папки, а тетради не трогает. Видимо, он четко следует указаниям стукача: самиздат в шкафу, рукопись на подоконнике. А про черновики cтукач не знал.
Книга спасена — вся, целиком, не пропало ни единой строчки. И по бесшабашной уверенности: два раза в одну точку снаряд не попадает (хотя блокадные обстрелы убеждали меня в обратном), я держу эти тетради при себе, никуда не увожу из дома, продолжаю, дописываю, и только глубокой осенью, незадолго перед отъездом, мне удается переправить их на Запад.
ОНИ ПОМОГУТ МНЕ ЗАЩИТИТЬ ДИССЕРТАЦИЮ –
Настало время
Он появился у нас после смерти отца (моего прежнего товарища), жестоко разругавшись с матерью. Он был такой измученный, несчастный, и попросился на несколько дней, вышло, как в "Двенадцати стульях" — "Я к вам пришел навеки поселиться".
Наша бездетность оказалась западней. Он никогда не нравился нам, но мы к нему привязались.
374
Я не люблю вспоминать об этой четырехлетней кабале.
"Опять к вам придут Шейнины. Опять к вам собирается Юра. Давайте лучше играть в кинга".
И мы играли.
Стыдно признаться, но мы подлаживались под его интересы, равняли жизнь по его капризам.
А он все равно чувствовал себя ущемленным.
Нам ничего не удавалось вложить в него. Он всегда брал первое яблоко и последнее тоже. Он жульничал в карты. Он воровал у нас книги. Но мы любили его.
У него была скверная привычка шарить по дому, рыться и ящиках стола, влезать в чужое белье, заглядывать в кастрюли.
Мы притерпелись и махнули рукой, но Нина Антоновна ворчала в открытую:
— Ты что, есть хочешь? — раздраженно спрашивала она. Так я налью.
— Нет, спасибо.
— Зачем же ты по полкам шаришь?
После окончания университета он вернулся к матери, но бывал у нас каждую неделю.
Однажды произошел странный разговор.
— А у меня неприятность, — сообщил он, — меня назавтра вызывают в первый отдел.
— С чего бы это? — встревожились мы.
И тут он нас ошарашил.
— А что мне говорить, если будут спрашивать про Льва Савельевича?
— О чем?
— Ну, например, о том, откуда у вас книги?
— Какие книги? — возмутилась Лиля. — Ты разве видел у нас книги?
— А, понятно… Ну а если меня спросят о рукописи?
Пришла очередь возмущаться мне.
— Послушай, — сказал я, — какая рукопись? Разве я читал тебе когда-нибудь хоть одну строчку?
375
Кстати, это была чистая правда. Он много раз просил почитать, но какой-то инстинкт меня удерживал.
— Я позвоню вам завтра, — сказал он. И не позвонил, когда мы наконец дозвонились, беспечно ответил:
— Да что вы беспокоитесь? Вышла ошибка, никто меня я вызывал.
Старые дураки, мы так ничего и не поняли! Нам уже позже объяснили, что в первый отдел приглашают только неожиданно, никого накануне не предупреждают.
Вот тогда-то он и попал на крючок и стучал на нас целые полгода.
Особенно запомнился мне вечер перед обыском. У нас сидела Джемма Квачевская. Стрелки соединились на двенадцати.
Она поднялась:
— Пойдем?
Встречаясь, они всегда уходили вместе — ехать на край города, выходить на одной остановке. Но он отказался: