Спасите, мафия!
Шрифт:
— Спасибо, Ямамото-сан.
— Не за что, — кивнул мечник и ушел, закрыв за собой дверь.
Мы с Леной быстро переодели нашего блудного алкоголичного попугая, укрыли ее одеялом, принесли тазик, поставили его слева от кровати и, включив ночник, оставили сестру одну — отсыпаться. Судя по пульсу и ровному дыханию, обморок ее, пока мы добывали таз, сгинул в небытие, а Морфей успел установить контроль над неадекватным алкашным разумом моей сестры, и мы решили ее не тревожить, а потому разошлись по своим комнатам.
====== 54) Если хочешь достигнуть счастья, не забудь сделать первый шаг ======
«Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное». (Платон)
POV Лены.
Вчера Мария решила «немного забыться» и в результате забылась окончательно путем потери сознания от удара профессионального фехтовальщика. Однако это не все болячки, свалившиеся на нее: кроме шеи, которая болела на утро у моей сестры из-за удара Ямамото, у нее также раскалывалась голова в результате вчерашней попойки, что было ожидаемо. Я ей не сочувствовала: каждый человек сам несет ответственность за свои поступки,
Отпоив Машу, Катерина всё же вспомнила о своем возмущении и устроила нашей блудной сестре выволочку, на что та лишь покаянно кивала и обещала, дословно: «Я больше ни в жизнь так не упьюсь, век воли не видать!» По ее словам, читая вариант контракта Шалиных, она поняла, что среди нас есть «крыса», причем дело было не только в том, что они учли всё финансовое положение дел на ферме — Алексей говорил так, словно знал наши тайны, знал об отношениях Маши и Мукуро, о том, что Фей ее оскорбил, о том, что Бьякуран ищет нам новые контракты, и всё это говорилось в таком контексте, словно он пытался с одной стороны уломать ее отказаться от попыток заключить договор с Крапивиным, а с другой — запугать тем, что он в любой момент может причинить вред нашей семье или ферме, и потому Маша сделала единственный возможный вывод — среди нас завелся «крот». Рабочих она вычеркнула по причине того, что они об этих фактах попросту не знали, и оставались лишь сами мафиози, и меня, если честно, это тоже очень напрягло. Однако интуиции Савады я верила, а он говорил, что Джессо ноут Маши не взламывал, да и Дино, проверявший ноутбук Марии этим утром в присутствии всех остальных мафиози, сказал, что его не вскрывали ни разу, кроме того дня, когда Бьякуран был в городе, а к нам проник посторонний. Впрочем, нельзя было исключать тот факт, что эти данные украл тот тип, а Джессо передавал информацию о наших внутренних разборках, но я не исключала и иных вариантов: например, тот же Мукуро вызывал немало подозрений, ведь это он вел дела с Крапивиным, или, например, Фран — он ученик Ананасовой Феи, что ему помешало бы воспользоваться теми же принципами, что и у его учителя, а, вернее, их отсутствием? Да и вообще, я подозревала всех, кроме Бельфегора и Скуало, но сестрам об этом говорить не стала, а то меня бы мгновенно обвинили в излишней подозрительности. А я придерживаюсь мнения, что подозрительность, равно как и бдительность, излишними не бывают, так что на скандал нарываться не хотелось — они просто вынесли бы мне мозг, скооперировавшись и вопя о том, что их друзья не способны на предательство. Собственно, я о своих друзьях того же мнения, так что могу их понять и не собираюсь спорить. Да и бесполезно это. В результате Маша с Катей решили оповестить о том, что среди них и впрямь завелся шпион, только Саваду и положиться на его гипер-интуицию, а Катя еще вытребовала позволения рассказать обо всем фанатику дисциплины и разведки, на что Маша, скрепя сердце, согласилась, сказав: «Ну, раз уж он бизнес-план состряпал, ладно».
О своем же поведении Мария пояснила лишь, что, придя к Дуняше, рассказала ей о том, что один из ее новых товарищей оказался «крысой», а кто именно — неизвестно, и та, достав бутылку самогона, заявила: «Давай помянем узы дружбы с этим…» — с кем «этим» я скрою цензурным многоточием. Короче говоря, слово за слово, рюмка за рюмкой, вспомнили былое, Маша окончательно расклеилась и в результате впервые с того дня, как Маэстро сказал, что она должна уйти, напилась, причем сама не заметила, как. Она помнила лишь, что очень хотела увидеть нас с Катериной и попросить прощения, да где-то на краю сознания отпечаталось то, что с ней были ее лучшие друзья — Север, Хохма и Валет. Мы пояснили, что именно они ее и привезли, а Маша ответила: «Да я уж поняла, кто же еще? Дуняша не в лучшем состоянии была, а больше никто бы такой ерундой страдать не стал. Потому я, как проснулась, им позвонила и поблагодарила». Молодец, заботливая — и поблагодарила их, и спросила, как у них дела и не испортила ли она своей выходкой им рабочий вечер, и о Дуняше поинтересовалась, велела передавать ей привет! Вот только почему-то вчера ее заботливость спала сном мертвеца в цинковом гробу и о сестрах не думала. Хотя ладно, я, конечно, немного злюсь, но это не повод считать, что Мария о нас не думала — она же попросила привезти ее домой, значит, где-то глубоко в ее неадекватном разуме всё же всплывали мысли о том, что мы с Катей будем переживать…
В результате мои сестры отправились беседовать с предводителем Вонголы, а я ушла пахать, как лошадь — должен же хоть кто-то работать, пока остальные ищут неведомого предателя и расставляют на него ловушки? Я трудилась в поте лица, и через некоторое время к работе вернулась и Катерина, причем у нас обеих настроение было на нуле. Затем был обед, прошедший в траурном молчании, причем, что интересно, к нам присоединился усевшийся, как и вчера вечером, между Катей и Савадой человек с птицей, и он лишь добавлял трапезе мрачности и пессимизма. Как же я люблю тишину! И из-за нее, несмотря на мрачное настроение моих товарищей и сестер, обед прошел
— Принцесса так торопится, что не замечает Принца! — поймав меня за руку, предъявил претензию он. — А ведь Принц помахал ей еще издали!
— Не видела, — пожала плечами я, апатично глядя на чахлую травку под ногами.
— Это потому, что ты смотришь на землю, когда должна смотреть вперед! — возмутился Бельфегор. — Я ведь учил тебя всегда ходить с высоко поднятой головой, чтобы замечать любую атаку заранее! Но ты меня не слушаешь. А ведь сейчас это стало наиболее актуально.
— Почему? — вяло поинтересовалась я.
— Савада нас только что собирал и сообщил, что на территории фермы и впрямь есть шпион, просил быть бдительным, — усмехнулся Бэл, закидывая руки за голову и начиная переминаться с мыска на пятку и обратно. — Сначала он побеседовал с каждым по отдельности в присутствии Хаято, видимо, пытаясь понять, причастен кто-то из нас ко всему этому или нет, а затем собрал вместе и заявил, что его интуиция молчит, и потому он ничего не может сказать. Десятый босс Вонголы, — на этих словах голос Принца пропитал сарказм, — сказал, что он запутался и не знает, причастен ли кто-то из нас, но верит нам, и заявил, что такого с ним раньше не было, и его интуиция всегда помогала ему. Он начал ныть, что, будь здесь Реборн, он бы ему помог, и в результате нарвался на выволочку от твоей сестры, прочитавшей ему глупую сопливую лекцию на тему «ты и без него справишься, потому что ты чудесный человек», и так далее, и тому подобное, — Гений Варии хмыкнул и продолжил: — А затем нам сообщили, что, пока мы не выясним правду о том, кто сливал информацию конкурентам, и почему интуиция Вонголы вдруг дала сбой, мы просто будем поднимать хозяйство по вчерашнему плану, не внося никаких изменений, за исключением одного — все вылазки в город теперь разрешены только группами, ну, или парами. Ну и как тебе идея нашего «гениального» Савады, не подумавшего о том, что в заговоре могут легко участвовать и несколько человек?
— Как думаешь, кто? — вяло спросила я, а Бэл, резко нахмурившись, достал стилет и процедил:
— Может, мне преподать Принцессе урок и поохотиться на нее? Она, похоже, опять впадет в излишний пессимизм.
— Как хочешь, — безразлично ответила я, всё еще глядя на землю и мечтая лишь об одном — лечь на свою кровать, накрыться с головой одеялом и никогда в жизни больше не вставать, да и вообще не шевелиться. Хотелось замолчать, уснуть и ни о чем не думать, накатили безразличие и тоска, но в голове всё еще звучали слова Бельфегора: «В заговоре могут легко участвовать и несколько человек». Это был удар под дых, и я окончательно расклеилась. Так плохо мне уже давно не было, и я осела на землю, закрыв глаза и пытаясь отрешиться от обрывочных навязчивых мыслей, путавшихся и круживших вокруг образа наших гостей и того, кто мог оказаться предателем.
— Эй, ты зря принимаешь это так близко к сердцу, — донесся, как сквозь вату, голос Бэла. — Мало ли в жизни неприятностей? Не стоит переживать из-за какого-то глупого недоразумения. Если предателя нет, хорошо, если есть, его поймают и линчуют по всем правилам. Я сам нашпигую его стилетами, — когда Бельфегор говорил последнюю фразу, его голос стал поистине кровожадным и беспощадным, и я вдруг подумала: «От этого и правда становится легче? От причинения боли другим людям?»
— Бэл, — прошептала я, — каково это — причинять кому-то боль?
Повисла тишина, я сидела на холодной осенней земле с закрытыми глазами и даже не пыталась собраться с окончательно запутавшимися мыслями. И вдруг на мои плечи легли холодные ладони, и тихий голос сказал прямо в ухо:
— Ничего приятного. Приятно охотиться — гнать человека, как зверя, видеть ужас в его глазах, знать, что его жизнь в твоих руках, или играть с ним в прятки — отыскивать человека, упиваясь его паникой и чувством безысходности, окружающим его. Когда вонзаешь в человека стилет, чувствуешь его ужас, чувствуешь, что он в твоей власти, и это пьянит, но сам факт причинения боли — в нем нет ничего приятного или захватывающего. Пытать привязанного к стулу человека я бы не стал, потому что его паника была бы мне неинтересна. Это был бы лишь страх и обреченность, а я люблю, когда жертва пытается бороться. Я люблю доминировать, и охота — лучший способ стать тем, кто контролирует других. А еще я люблю побеждать. Я люблю бои, потому что они приносят чувство удовлетворения от побед, но не от убийств. Я не упиваюсь смертью. Если честно, когда я убиваю, вспоминаю моего никчемного брата Расиэля, первого, кого я убил, и то чувство эйфории от победы над ненавистным братом, которое я испытал, уничтожив его. Но ни разу моя победа не была столь сладка, и кого бы я ни победил, я не могу достичь той эйфории. Победы пьянят, но не так, как в тот раз. Охота заставляет выплеснуть адреналин и захватывает, но того чувства абсолютного превосходства мне уже не достичь. Это лишь заменители, не более. Принц вступил в Варию, потому что хотел испытать то, что испытал, убив брата, но ему это не удалось. Однако охотиться увлекательно, это заставляет Принца смеяться, заставляет его чувствовать себя марионеточником, дергающим за нити, а убийство во время боя приносит эйфорию от победы, и это всё же лучше, чем ничего.