Спасите, мафия!

Tamashi1

«Дети — это чудовища, которых дьявол вышвыривает из преисподней, потому что не может совладать с ними. И я твердо верю, что всё должно быть сделано для того, чтобы исправить их грубые примитивные мозги».

«Я должна… исправиться? Стать… ближе к идеалу? Я должна… улыбнуться… себе? Я должна… изменить себя, чтобы стать похожей на него — тогда я смогу улыбнуться ему, и только тогда он улыбнется мне, ведь такая жалкая душа как сейчас… не достойна счастья… Но… может, я сумею стать сильной? Сумею стать… достойной? А что для этого надо? Не… бояться? А чего я больше всего… боюсь? Раньше — смерти. Теперь… жить. Но если я… переборю страх… я сумею стать

счастливой? Да. Потому что мои мозги… изменятся. Станут достойными… Не как у людей, не как… у детей. Как у того, кто почти идеален. Я… просто буду всегда бороться. А уходить — это побег. Слабость… Если я умру, то не так. Я… выживу, чтобы стать сильной».

В тот же миг строки в памяти сменились. И иные слова гениального фантаста зазвучали в ее голове набатом, раскалывая виски.

«Где это видано, где это слыхано —

Смерть превратили в сущую мелочь, так, в ерунду!»

«Нет, я не умру так. Только не так. Я выживу. И посмеюсь. Посмеюсь, потому что каждый раз, когда я буду выживать, я буду становиться сильнее. Сильнее и ближе к улыбке того, кто не предаст и не обманет… к почти идеалу! Идеалу, который не может быть человеком…»

Пальцы девочки судорожно сжались на ее запястье, останавливая кровь. Она попыталась встать, но сил уже не было. Ребенок привалился к стене вновь, а в бледную кожу впились острые занозы. Но она этого даже не почувствовала.

Борись. Не сдавайся. Ты не можешь умереть. Потому что ты дала себе слово. А ты не предаёшь. Даже саму себя.

И еще одна попытка. И еще. Всё больше деревянных заусенцев в коже, всё больше алого на стене и на полу. Сердце бьется неохотно, и тьма поглощает сознание, разжимая пальцы. А в голове звенит лишь одна фраза.

«Я хочу победить!»

Но сможешь ли ты выиграть у смерти, Елена? Ведь твое имя означает «Солнечная». Придет ли свет на помощь? Или тебя поглотит вечная тьма?..

Внезапно тишину мглы прорезал сдавленный вскрик. Девочка из последних сил распахнула глаза и увидела, что над ней склонилась брюнетка лет тринадцати с черными глазами, полными ужаса, и дрожащими губами. Она судорожно накладывала жгут и шептала:

— Сейчас, моя хорошая, потерпи. Сестренка рядом. Просто потерпи немножечко. Ты же у меня сильная, Лена. Просто борись, ладно? А я помогу, чем смогу. Пожалуйста. Очень прошу, держись. Не сдавайся. Не уходи. Ты сможешь, я знаю, ты же моя маленькая сестренка, сильная сестренка, держись, Лена, пожалуйста…

В черных глазах не было слез — лишь отчаянная решимость спасти сестру. Любой ценой.

Быстро обработав рану, девочка помогла Елене встать и буквально потащила на выход.

— Тебя… изобьют, — прохрипела синеглазая окровавленная девочка.

— Наплевать, главное, ты в порядке, — тоскливо улыбнулась черноглазая. — Ты мне не веришь, знаю. Не важно это. Потому что я тебя люблю не по приказу родителей. Я тебя люблю, потому что люблю. Потому что так чувствую. Вот и пусть бьют, зато ты будешь жива и здорова. Ты ведь не больна, Лена. Они врут. Я точно знаю. Диагноз — это глупость. Ты здоровее многих. И не какая ты не шизофреничка. Ты самая добрая девочка на свете. Ты моя сестренка. Не сдавайся, ладно? И я не сдамся — ради тебя. Я всегда буду помогать тебе. Во всем.

— Правда? — тихо спросила голубоглазая.

«Не верю», — промелькнуло у нее в голове.

— Ты всё равно не поверишь, — улыбнулась ее сестра краешками губ. Печально. Одиноко. Безысходно. — И не надо. Мне не нужно, чтобы в меня верили. Я просто хочу помогать. Главное не

то, что кто-то думает, а что я делаю. Кто я есть.

— Ты… права.

— Знаю. Но мы никому не скажем, правда? Пусть думают, что мы глупые и не правы. Потому что они не поймут. Никто не поймет.

— Никто…

— Кроме тех, кому можно верить.

— Никому… нельзя.

— Кто знает. Я верю лошадям. Вообще животным.

— И я, — слабо улыбнулась девочка, чьи раны оставляли за ней кровавый след.

— О да. Вот сейчас я тебе ранки обработаю, а завтра мы пойдем кормить кроликов. Я тебе их дам погладить.

— Ммм. Ладно…

— А ну, стоять! — раздался злой голос за их спинами, и девочки одновременно вздрогнули. Синие глаза налились ненавистью, а черные наполнились покорностью и безысходностью.

— Катя! Ты что сделала?! Ты ее освободила! Против нас пошла! Почему?!

— Она была ранена, — пробормотала черноглазая.

— Плевать! Ты не имеешь права не подчиняться!

— Прости…

— Нет! Тебя ждет порка! Готовь спину! Только сначала убери с глаз моих эту шизофреничку! А отец как Машку поймает, всех троих выпорем! Ишь, разошлись — своевольничать!

— Да, прости, — пробормотала Катя и тихо спросила: — Могу я отвести Лену в дом?

— Тащи, конечно! Я же приказала!

— Да.

Девочки побрели к дому, сливавшемуся с ночной мглой. Катя, пошатываясь, тащила за собой сестру и думала: «Маша, не возвращайся. Найди тех, с кем будешь счастлива». Лена, едва перебирая подкашивавшимся ногами, отгоняла назойливую мысль: «Маша не вернется. Потому что все предают. Вот и она нас бросит. Потому что все люди одинаковы. Дети тоже. Но это не важно. Я должна уметь прощать. И должна стать лучше. Значит, нельзя простить только одно существо. Себя».

Девочки были правы. Маша не вернулась. Ни в этот день, ни спустя несколько лет. Она нашла людей, что подарили ей счастье. Она поняла, что предала. И через четыре года она вернулась. Вернулась, чтобы заплатить сполна за свое предательство. Вернулась, чтобы ее спину украсили такие же шрамы, как у сестер. Вернулась, чтобы больше никогда не предавать. И ей поверили…

— Знаете, Лена, Катя, Маша. Вы все недостойны жить!

Взмах. Щелчок. Боль…

— Ааа!!!

Громкий крик прорезал тишину темной комнаты. Голубоглазая девушка лет восемнадцати рывком села на кровати и схватилась за сердце. Паника накатывала волнами, ужас детства, пришедший из глубин памяти, захватывал душу. Темнота пугала еще больше, и девушка поспешила включить ночник.

Судорожное движение пальцев. Щелчок. Вспышка.

Родные черные обои с серебристыми лилиями накрепко приковали ее взгляд. Паника начала стихать, сердцебиение замедляться, дыхание выравниваться. Она перевела взгляд на картину, и ее губы изогнулись в безумной усмешке. Гора черепов, черные вороны, смерть. «Апофеоз войны». Бесконечная победа выжившего в пустыне смерти ворона. Ворона, тоскующего о смерти, но продолжающего бороться за жизнь.

— Я победила, — четко произнесла девушка. — И никогда не проиграю. И я знаю, что идеала нет. Но есть тот, кто смеется так же, как и я. Неидеально. Но наслаждаясь полетом. Ведь мы побеждаем. Оба. Всегда. И я не сдамся. Ради себя. И ради того, чтобы улыбаться как он — с гордостью. Не просто от ощущения полета. Оттого, что я достойна его. Этого счастья… И не только счастья от полета и побед. Я просто буду счастлива. И хочу быть этого достойна. И буду. Обязательно. Как он. Бэл…