Спасите, мафия!
Шрифт:
Поначалу народ был очень подавлен и разговор не клеился — вот когда я пожалела, что с нами не было Ямамото — однако потом граждане постепенно начали приходить в себя, возможно, благодаря тому, что я врубила негромкую музыку, а Катюха, решив побыть тамадой, начала толкать веселые тосты и травить анекдоты. Вскоре мы уже болтали, как ни в чем не бывало, и отрывались по полной: Фран язвил всем и каждому; я ему в этом активно помогала; Скуало рассказывал восхищенной Ленке эпическую сагу: «Как я с мечом на дракона… то бишь на Первого Императора Мечей ходил»; Рёхей спорил с Дино о том, как надо начинать утро — с пробежки или с обхода всех домашних на предмет проверки вопроса: «А как вы тут поживаете, не скопытились ли за ночь без меня, босса вашего, незаменимого?» — кто за что радел ясно и так; Катька спорила с Мукуро о какой-то ерунде, а именно: повлияет на того Франа, который останется со мной, или нет, изменение прошлого, причем мы-то с Франом точно знали, что нет — нам Шалин-старший об этом поведал в разговоре под сакурами и все об этом отлично знали, но Фей же не мог не выпендриться; ну а Тсуна с довольным видом болтал с Джессо о перспективах отношений их семей. Один Хибари был бука букой и по большей части молчал, жуя свой извечный японский хавчик и время от времени почесывая прибалдевшую у него на плече канарейку. В одиннадцать Катюха объявила танцы и
— Спасибо, Бьякуран. Я тебя не забуду. Будь счастлив.
— Всенепременно, — серьезно ответил он и, посмотрев мне в глаза, не пряча свои собственные за полуопущенными ресницами, сказал: — Счастье — это то, за что надо бороться. И я за свое счастье собираюсь сражаться. Потому что я понял: жизнь — это всё же не игра, и второго шанса мне не дадут. Потому я не буду больше играть — я буду просто наслаждаться жизнью. Чего и тебе желаю.
— Спасибо, — улыбнулась я. — Я твоим советом обязательно воспользуюсь.
— В кои-то веки, — ехидно усмехнулся Джессо, но по глазам его я поняла, что он на меня абсолютно не обижается, и улыбнулась в ответ.
Ленка успела повальсировать и с Суперби, и с Принцем, после чего попросила о танце Франа, и тот, что интересно, не отказал. Когда они закружились по коридору в вихре вальса, Бэл ехидно прокомментировал:
— Встретились два соционических Бальзака. Хватай своего, Мария, а то мой его в депрессию утащит.
— Это еще кто кого утащит, — хихикнула я. — Пессимизм — их стихия, и им в ней вполне комфортно. Так что если и утащат друг друга, не страшно. На то, Принц, мы с тобой и Наполеоны всё в той же Соционике, чтоб их из депры вытягивать.
— Кто знает, — туманно изрекло Сиятельство и потащило меня танцевать. — Позаботься о моем немилом кохае. А то он любит влипать в неприятности: язык за зубами держать не способен.
— Способен, — фыркнула я, начиная вальсировать. — Как и Ленка. И кто о ком из нас заботиться будет — еще вопрос. Хотя, думаю, что мы оба друг о друге. А вы с Ленкой заботьтесь друг о друге и о живностях, которых забираете, ясно?
— Могла бы этого и не говорить, — фыркнул Принц без королевства, второй раз одаренный мною сим напутствием.
— Ну, равно как и ты, — усмехнулась я, и мы друг друга поняли, на этот раз — без угроз. Мы выполним обещания и позаботимся о дорогих нам людях, потому что это для нас теперь самое главное.
К полуночи Катька успела перетанцевать абсолютно со всеми (за исключением одной до безобразия хмурой по жизни личности со шпионскими замашками), равно как и я, кстати, а оба наших фокусника — устроить невообразимое шоу иллюзий. Минут за десять до того, как президент начал толкать речь по телевизору, Катька притащила свою сумку (хомяк, блин — всё свое ношу с собой!), а я притаранила заранее заготовленные подарки и вручила их всем присутствовавшим. Народ принял подношения хозяев дома, где гостил, с благодарностью и, вскрыв оберточную бумагу, разразился почти дружным хохотом — некоторые личности смеяться в силу собственного пафоса не стали. Мукуро достался хрустальный колдовской шар на батарейках, до которого как дотронешься, в нем фиолетовые молнии загораются, причем на подставке я написала маркером: «Собственность Феи, родом из иного измерения, руками не трогать: заколет током не хуже, чем иглы владельца — сарказмом»; Рёхею — копия чемпионского пояса по боксу, купленная мной по интернету (пусть порадуется няшка трудолюбивая — заслужил!); Бельфегору — статуэтка мультяшного гуся, стоявшего в позе Наполеона, с надписью: «Царь. И не колышет»; Скуало — металлический гребень, сделанный под старину, к которому я умудрилась прикрепить брелок с кавайным лупоглазым мальком; Гокудере — томик Ницше, известного женоненавистника, портрет которого у него на двери так и висел, кстати, с закладкой в виде заламинированного вязаного белого прямоугольника, на котором красовалась вывязанная синим русская пословица: «Бабка с кашкой, а дед с ложкой» (тонкий намек на толстые обстоятельства). Дино был одарен фигуркой пони, тянущего повозку, в которой сидели колхозники с транспарантом: «От работы дохнут кони, ну а я — бессмертный пони!»; а Тсуна — темно-бежевым вязаным шарфом, на котором я с одной стороны вывязала белым русскую поговорку: «К чему душа лежит, к тому и руки приложатся», а другой — цитату Александра Кумора: «С героями трудно чистить картошку». Хибари, с надеждой, что меня всё же не закамикоросят, я
— Ну ты вообще… — протянула я. — Это «мстя» за мой выигрыш?
— Я не мстительный, у меня просто хорошая память, — глубокомысленно изрек Дикобраз и получил фантиком… ну, почти в лоб — он его перехватил.
Трезвенники налили себе газировку, по структуре напоминавшую шампанское, так что на худой конец сошло, как заменитель, и как только Президент закончил толкать речь и раздался первый удар, мы хором воскликнули (ну, не все, но это мелочи): «Счастья вам!» — и, чокнувшись, осушили бокалы. Повисла тишина, наполняемая гулкими ударами Кремлевских часов, а я смотрела в ставшие за эти полгода родными лица и прощалась с ними с улыбкой на губах. Смотрела в глаза, полные веры в чудо, в лучшее и в самих себя. Запомнить каждую улыбку, каждую черточку лиц людей, ставших такими родными и близкими, каждый взгляд, желавший счастья и с надеждой смотрящий в будущее — вот чего я хотела… Фран осторожно сжал мою ладонь, и с последним ударом курантов комнату озарила последняя белая вспышка. Свет развеялся, оставив пустоту и звеневшее у меня в ушах многоголосое: «Будьте счастливы!»
Лишь одно осталось неизменным — мою ладонь сжимали холодные тонкие пальцы иллюзиониста, и я, обернувшись к Франу, с грустной улыбкой прошептала:
— Ну, вот и всё.
— Нет, это только начало, — улыбнулся иллюзионист и, крепко обняв меня, нежно поцеловал, зарываясь в мои волосы пальцами и отдавая всего себя. Я ответила на поцелуй, закрывая глаза, и подумала: «Ну и кто из нас пессимист? Точно не ты…» — и почему-то почувствовала, что он прав — это лишь начало. Начало незабываемого забега длиною в жизнь…
POV Лены.
После вспышки белого света нас словно куда-то дернуло, и мы с Бэлом, державшиеся всё это время за руки, оказались в просторной комнате, обставленной в готическом стиле старинной мебелью, из которой мне в глаза первым делом бросилась огромная кровать под пологом из бордового атласа.
— Добро пожаловать в наши владения, Принцесса Каваллини! — торжественно изрек Бельфегор на итальянском, который я (офигеть не встать! Магия!) восприняла как родной, и потянул меня к кровати. — Ты мечтала о такой кровати, так что я не стал заранее говорить, что она у меня есть. К тому же, была вероятность, что после показушничества босса тут всё изменилось, но я надеялся, что остановку скопируют. Скопировали, так что сюрприз.
— Бэл, это нечто, — восторженно прошептала я всё на том же итальянском, который, похоже, стал мне и впрямь вторым родным языком, и провела рукой по атласному алому покрывалу. Восторг свой я даже описывать не берусь, потому как я готова была петь, плясать и прыгать от радости, а это ну вот ни разу не в моем характере. Я в другом мире. Я. В другом. Мире!!! Счастье, неужели ты есть? Хотя да, точно есть. Мне это Бэл уже доказал своей искренней улыбкой и любовью. Вот только жаль, что я больше не увижу Машу…
— Не спорю, — усмехнулся Принц. — Ты довольна?
— Шутишь? Более чем! — улыбнулась я и кинулась осматривать апартаменты.
Меня переполнял дикий восторг от того, что со мной приключилось самое настоящее чудо, и одновременно я грустила из-за потери сестры, но в целом я была счастлива и не собиралась начинать хандрить. Массивный дубовый письменный стол у окна мне пришелся по душе больше всего после поистине царской кровати, стоявшей напротив двери, потому как он был резным, впрочем, как и вся остальная мебель, и явно старинным, а старинные вещи я любила. Вид за окном второго этажа, которое располагалось в правой от кровати стене, открывался просто сказочный: заснеженный лес и площадка перед домом, мощеная крупным булыжником и очищенная от белого покрова. Бордовый ковер, устилавший пол, и резные шкафы, стоявшие вдоль стены напротив окна, я описывать не буду, равно как и кожаное кресло в углу, рядом со столом, возле которого примостился небольшой круглый журнальный столик на тонкой высокой ножке, заменявший, похоже, Принцу прикроватную тумбочку… Да уж, не собиралась описывать, но описала. Я и впрямь само противоречие. Кого бы в подобных изменениях моей прежде целостной личности обвинить?.. Обвиняемый нашелся сам: Бэл подхватил меня на руки, подтащил мои бренные кости к кровати, рухнул на нее и усадил меня себе на колени. Я обняла Принца, и пару минут мы сидели молча, а затем он тихо сказал: