Спасите, мафия!
Шрифт:
— Жаль, что мы его не убили, когда была возможность, — мстительно процедил Бельфегор, и мы с Франом, переглянувшись, не решились даже прикольнуться, потому как над пострадавшими грешно смеяться.
Вскоре были выплюнуты радистка Кэт с ее Штирлицем, тут же подскочившим, как и в прошлый раз, и поднявшим мою сестру. Собравшись с духом, мы все потопали домой, причем было очевидно, что нам всем осталось выполнить лишь последний пункт — «задать вопрос». Ведь любовь свою каждый из нас друг другу давно уже доказал…
POV Кати.
Когда мы вывалились (в буквальном смысле, кстати) из прохода между мирами и оказались в саду вечноцветущей сакуры, я просто впала в транс. Восторженный и абсолютно обоснованный — еще бы, столько сакуры и так цветет! Однако, заметив раздраженный взгляд Кёи, я поняла, что место выбрано крайне неудачно и, вцепившись в его руку, мечтала только о том, чтобы Владыка Эмма, наконец, показался. И он показался — последним
— Мы можем не в саду погулять, а в доме посидеть?
— Конечно, — чуть улыбнулось божество и провело нас в Дом Тысячи Свечей.
Белый мрамор, старинные гобелены, золоченые рамы картин и зеркал — роскошь в этом доме просто зашкаливала за допустимое значение. Однако больше всего меня поразила малая гостиная, куда нас провели — пышные персидские багровые ковры; мебель красного дерева: изящные диваны с фисташковой обивкой и мягкие удобные кресла, стоявшие по периметру; тяжелые атласные занавески в тон мебели; шахматный столик с фигурками из слоновой кости и черного дерева, стоявший между двумя креслами; горевший камин в стиле типичного английского интерьера; хрустальная люстра с сотнями подвесок… Короче говоря, это была не гостиная, а Нечто с большой буквы — я такого даже в фильмах никогда не видела. Разве что в передачах о питерских дворцах… Мы с Кёей сели на диван между двумя узкими высокими окнами от пола до потолка и больше похожими на балконные двери с полукруглой вершиной, чем, собственно, на окна, а Эмма-Дай-О царственно опустился в кресло напротив. Ватсон принес нам чай на серебряном подносе в фарфоровых белых кружках, и мы погрузились в неторопливую беседу. Сначала в комнате царило напряжение, но потом оно потихоньку сошло на нет. Кёя по большей части молчал, а я болтала с Владыкой Ада за двоих. Он оказался на редкость интересным собеседником и удивительно проницательным… существом, которое понимало меня с полуслова, но отвечало искренне и не стараясь угодить, однако неприятные углы тактично сглаживая и не выпуливая информацию в лоб, начхав на чувства собеседника, а выдавая ее порционно и очень осторожно, стараясь не ранить и не задеть. Я его, если честно, уже давно простила за всё: я ведь вообще очень отходчивая. Да и потом, он же хотел, как лучше… А получилось как всегда, конечно, ну да ладно, это уже вина Графа, до безобразия любящего театр!
О том, почему нас с сестрами приходится разделить, Эмма-Дай-О сказал, что иначе нельзя: забирая из одного мира троих смертных и помещая их в другой, они с Графом нарушали баланс, и потому свести потери в численности населения миров надо было к минимуму. Свою роль тут также сыграла любовь Графа к постановкам, ну да ладно, это не столь важно. Принцип «деления» предложил Владыка, сказав, что Елене проще будет адаптироваться на новом месте, если рядом буду я, а не Мария, а оставить ее в этом мире было не самой удачной идеей: Бельфегору было бы крайне трудно приспособиться к жизни простого фермера, а сама Елена всегда мечтала попасть в иной мир. Вот потому нас именно так и поделили, и я против не была, а Эмма-Дай-О сказал, что, несмотря на то, что мы не сможем увидеться с Марией, он позволит себе слегка обойти договор с Графом и передавать иногда письма, поскольку понимает, что терять родственников слишком тяжело, ведь у него самого есть сестра, помогающая ему судить женщин, однако не имеющая больше никакой власти. Так как это в его контракте с Графом оговорено не было, он не видел никаких препятствий, и я была ему за это очень благодарна. Он также рассказал о том, как мой предок помог ему, а на вопрос, зачем он забрал камень из руин после смерти моих родителей, ответил, что была вероятность открыть портал до положенного времени, и потому он решил подстраховаться и изъял булыжник. Когда же я спросила, кому мы должны задать вопрос, он таинственно улыбнулся и ответил: «Себе», — после чего проводил нас к порталу, и мы вернулись домой. Мне даже понравилось общаться с этим тихим, понимающим, безумно мудрым и на самом деле великодушным существом, которое могло быть чрезвычайно жестким, а порой и жестоким, и я не сомневалась: я условие контракта о «прощении того, кого винила больше всего» выполнила. А еще я чувствовала, что Кёя его тоже простил, потому что Владыка у моего жениха под конец нашей беседы явно перестал вызывать отторжение, и скрытный комитетчик даже начал чуть более оживленно участвовать в беседе (ну, как «оживленно»… Просто если он сначала молчал, словно воды в рот набрал, под конец даже вступил с божеством
После ужина, приготовленного мной на скорую руку, все мы — путешественники сквозь миры, так сказать — пошли спать, потому как вымотались неимоверно. Особенно устали Ленка и Бэл, которым прямо-таки наказание выпало, а не испытание, в виде соскучившегося по диалогам Графа. Я быстренько приняла душ и, переодевшись в спортивные штаны и черную футболку, нырнула в кровать, а через пятнадцать минут в дверь постучали и вошел Кёя, как всегда при параде, но без галстука, что было достижением. Он уселся на край моей кровати и, не размениваясь на предисловия, тихо спросил:
— Ты уверена? Ты ведь не сможешь больше увидеть сестру — Владыка Эмма подтвердил…
— Более чем, — без тени сомнения ответила я и села, опершись спиной об изголовье. — Я не собираюсь идти за тобой из принципа «раз сказала, надо топать». Я пойду, потому что хочу быть с тобой, вот и всё.
— Я хочу создать настоящую семью, — как-то очень тихо произнес он и осторожно обнял меня. — С детьми. Овчаркой и домашними суши на ужин…
— А суши на пироги заменить нельзя? — съехидничала я и получила щелбан и ответ:
— Иногда можно.
— Знаешь, — улыбнулась я, прижимаясь к крепкой груди жениха, — я всё-таки поняла, почему нам выдали символ Бригид.
— Почему же? — усмехнулся Кёя, прекрасно зная ответ.
— Потому что для нас главное — это семейный очаг, тепло и уют. Наш дом, наша семья. И мечты у нас простые, домашние и уютные.
— А еще потому, что мы всю жизнь мечтали именно об этом, никогда не размениваясь на корыстные надежды, — прошептал глава CEDEF и моей жизни и осторожно поцеловал меня в висок.
В тот же миг комната полыхнула белым светом, и я, резко отстранившись от комитетчика, подумала: «Неужели выполнили?..» Перед нами зависли два гусика, явно очень и очень нервничавших, а Кёя тут же встал, готовый ломануться от них, куда глаза глядят, если понадобится снова что-то уточнить. Правый Гу-Со-Син откашлялся и, развернув пергамент в абсолютной темноте, развеиваемой лишь светом луны, зачитал:
— «Сим документом подтверждается, что Хибари Кёя и Екатерина Светлова выполнили условия контракта и вернутся в мир вышеозначенного Хибари Кёи вместе. Если они хотят сделать это до Нового Года, они должны умереть, если нет, они переместятся в иной мир с последним ударом курантов. Первый пункт был выполнен, когда была поймана лягушка, второй — когда они прыгнули в воронку, третий — когда они оба простили Владыку Эмма и тем самым доказали самим себе, что умеют принимать и понимать чужие поступки, даже если изначально они вызывали лишь отторжение, и четвертый — когда поняли, почему Владыка присвоил им символ Бригид и сказали об этом друг другу», — на этом официальная часть была закончена, и Гу-Со-Син насторожено спросил: — Вопросы есть?
— Да, — усмехнулся Кёя, и гусики понурились, свесив крылья и лапки так, словно весь день воз возили. Вредный комитетчик же вместо излишних уточнений по и так понятным вещам вдруг спросил: — Хотите чаю?
Шинигами ошарашенно переглянулись, а затем хором воскликнули:
— Конечно!
Видать, бедных птахов совсем заюзали на этой их библиотечно-пересылочной службе! А поступок Кёи был мне абсолютно понятен: гусь — это птица, птица — почти зверь, а зверей глава CEDEF просто обожал, что настоящих, что духов из коробочки, что шинигамиобразных, видимо… В результате я быстро натянула носки и свитер, и мы впятером прокрались на кухню (пятым был Хибёрд) и уселись за стол (а трое так и вообще на стол). Пока грелся чайник, я успела выяснить, что ежели на кухню зайдет кто-то из посторонних, увидит лишь нас с Кёей, Хибёрда и две лишние чашки, парящие в воздухе, а потому Гу-Со-Сины довольным тоном заявили, что волноваться не о чем: чашки при приближении смертных они успеют на стол поставить. Сначала гусики от моего жениха ждали подвоха и вопросов «по делу», но он, видимо, решив начхать на то, что они всё же не совсем птицы, а шинигами, вел себя вполне мирно и даже активно (по его меркам) участвовал в оживленной беседе о том, как живется-служится птичкам-почтальонам в стране мертвых. Гу-Со-Сины расслабились, втянулись в диалог, как марихуанщики в героиновую зависимость после второй дозы, и вскоре мы были уже чуть ли не лучшими друзьями. Чаепитие прошло отменно, а первоптиц с более покладистым характером, чем у его брата, даже прослезился и, смахнув выступившие на черных глазках-бусинках прозрачные капли, тиснул из вазочки пирожок вчерашней давности и завил:
— Бывают же такие люди добрые! А то что шинигами, что смертные — все в нас либо игрушку плюшевую видят, либо волов, на которых пахать — не перепахать! А у нас ведь тонкая душевная организация! И крылышки слабые, мы канцелярские работники, а не бойцы всё-таки… Впервые нас за всё время работы чаем с плюшками угощают…
— Так вы приходите еще, — улыбнулась я. — Не по работе — просто в гости.
— А можно? — оживился гусь-холерик, тоже спионерив пирожок.
— Конечно, — кивнул Кёя, улыбаясь краешками губ. — Адрес вы знаете. Только лучше заранее предупредить о приходе.