Спасите, мафия!
Шрифт:
— Вопросы есть? — с тяжким вздохом спросил гусь-письмоносец, явно начиная замерзать. Ну что за птицы такие термонестойкие! Еще и перья пушатся… Прилижите перышки, не пускайте к шкуркам воздух!
— Я ведь смогу сестрам писать, да? — спросила я, начиная переживать за потиравших крылья о свои белоснежные саваны, то бишь хламиды, птиц-трупаков.
— Да, — кивнул замерзающий шинигами. — Владыка Эмма велел нам передавать ваши письма Екатерине Светловой, а ее — вам. Также к данной грамоте прилагаются документы на имя Франческо Легранда. Гражданство двойное, однако во Франции, ясное дело, имущества у него не будет. По документам он закончил высшую школу во Франции, в Париже — документ датирован датой будущей весны. Если институт, в который он решит
— Да нет вопросов, нет, — отмахнулась я. — Вы ж сейчас дубу дадите! Идите, грейтесь уже, а то совсем закоченели!
— Если хотите, приходите на ужин, — подала голос Катя, стоявшая за моей спиной и лыбящаяся, как Параша в огурцах.
Гусики переглянулись и расплылись в довольных улыбках. Не понимаю я эту анимешную аномалию — у них что, клювы из поролона, что ли? Как ими улыбаться можно?!
— Мы придем! — хором прокрякали они, сунули Франу в лапку документики и испарились, полыхнув в ночи белой вспышкой.
— Надо бы помочь тебе с готовкой, — почесала тыковку я, обращаясь к Катьке.
— Будет кстати, — обрадовалась она и взгромоздилась на Торнадо. — Поскакали?
— Скорее, поплелись! — фыркнула я. — Потому как темно, а лошадей беречь надо.
— Скорость сути не меняет, — пожала плечами эта любительница риторики, и мы всей гурьбой с дружным гомоном отправились домой.
К концу месяца все зачеты были сданы, все дела на ферме улажены, бизнес-план составлен, Хибари передал бразды правления новым Дисциплинарным Комитетом своему заместителю, наказав народу, прям как Ленин, учиться, учиться и еще раз учиться, Катька с Ленкой умудрились каким-то макаром, через Гу-Со-Синов, часто навещавших Катюху и ее маньяка-зоолюба, уговорить Эмму-Дай-О отправить с ними Торнадо, Сета и кота по имени «Принц», что вызвало недовольство Графа, но он вынужден был заткнуться, ах, пардон, смириться, ибо, как и сказал когда-то Вадим, с Владыкой особо не поспоришь, и мы начали готовиться к Новому Году. Катька устроила генеральную уборку, в которой я ей помогала (надо ж привыкать к этому?), а Ленка решила откосить и помогать не стала. Затем мы всей толпой наряжали в гостиной ёлку и украшали первый этаж дома, причем Ленусик, как всегда, умудрилась раскокать шарик, а Катька — превратить украшательный процесс в увлекательное мероприятие с конкурсами и призами — ясен фиг, съестными. Тридцатого вечером мы устроили вечеринку для работников, с которыми у нас сложились отменные отношения, особенно с новым управляющим — наичестнейшим мужиком, и я помогала Катюхе на кухне, потому как она оставила мне кучу рецептов и, если честно, я научилась за это время неплохо готовить. Спать я ложилась в этот день в ужасном настроении, которое было развеяно моей личной маркой валерианы со светло-русыми (в прошлом — зелеными) волосами. Фран, включив ночник на правой тумбочке, возле которой всегда спал, забрался в койку и, подкравшись ко мне, валявшейся на левом боку и активно притворявшейся спящей, крепко обнял мои бренные кости со спины.
— Завтра они уйдут, — пробормотала я, ощущая на шее горячее дыхание парня и резко прекращая как прикидываться трупиком, так и делать вид, что я сильная и не переживаю из-за ухода сестер и друзей.
— Да. Но и в этом есть свои плюсы, — тихо ответил иллюзионист, который наедине со мной слова больше не растягивал и эмоции в голосе не скрывал.
— Есть, но это всё равно больно, — тяжело вздохнула я и повернулась к нему лицом. На парне, как и обычно по ночам, была черная футболка, спортивные штаны и полное отсутствие носков. Уткнувшись носом в тонкую ключицу иллюзиониста, я пробормотала: — Но, знаешь, несмотря ни на что, я рада за них. За всех. И за нас тоже.
— И я, — улыбнулся фокусник, прижав меня к себе левой рукой, а правой начиная осторожно перебирать мои локоны. — И я уверен, они тоже рады. Чтобы это понять не надо даже гипер-интуицией
— Угу, — закосила я под Мукуро. Нет, не под того, который «Рокудо» ака Фея, а под его же собственного филина. Тьфу, мыслями об иллюзионисте еще больше себе настроение испортила…
— Не переживай, Принц-Нахал хоть и эгоист, всё же всегда добивается поставленных целей, а он явно поставил себе целью сделать счастливой твою сестру, — успокоил меня мой нейролептик. — Вспомни его задание: он поставил счастье Лены выше своего собственного. А Ёже-Вождь вообще по заданию должен был чуть ли не семью создать, а точнее, найти того, с кем сможет быть на равных, кто примет его и будет принят им.
— Откуда знаешь? — озадачилась я, удивленно посмотрев на парня. Катюха мне таких подробностей не рассказывала…
— Джессо подслушал их с помощью «жучков» и недавно поделился со мной. Хотел, чтобы я передал тебе и успокоил, — признался Фран.
— Фу на вас, интриганы! — хмыкнула я. — Вечно этот Зефирный король интриг втемную играет!
— Хотя сам светлый, — глубокомысленно изрек мой жених, явно намекая не только на белый мундир, но и на чистую душу несостоявшегося лидера Мельфиоре и заговора с целью уничтожить мир.
— Это да, — кивнула я. — Знаешь, Фран, это здорово — находить свет в своей душе и очищать ее им. Джессо удалось.
— Нам тоже, — улыбнулся парень и, заглянув мне в глаза, прошептал: — Потому что ты мой свет, Маша. Я живу для тебя.
Повисла тишина. Я вспоминала давний диалог и улыбалась парню, чувствуя, что из глаз вдруг побежали слезы. Слезы радости. Кто же знал, что когда я говорила Франу о том, что он найдет свой свет, что сумеет его поймать, и что найдется тот, для кого он будет жить, я, фактически, говорила о себе?.. Судьба и впрямь странная штука… В глазах иллюзиониста промелькнула растерянность, а я поймала его руку, поцеловала бледное тонкое запястье и, не отрывая взгляд от зеленых мудрых омутов, тихо сказала:
— Я твой свет, а ты — мой. И я живу для тебя. С того самого дня, как поняла, что люблю тебя больше жизни, Фран.
На губах парня заиграла счастливая улыбка. Его мечта сбылась. Он поймал свой свет, нашел свое счастье, равно как и я. Фран вдруг сунул руку в карман штанов и извлек оттуда маленькую металлическую брошку-стрекозу с серебристым брюшком и зеленоватыми крылышками. Протянув ее мне, он, не скрывая улыбки, сказал:
— Помнишь, Принц-Балбес говорил, что женщинам обязательно надо комплименты говорить? Помнишь, учитель-жадина заявлял, что им нужны подарки? А помнишь, я ответил, что на самом деле нужны лишь чувства?
— Ты не это ответил, — усмехнулась я. Фран ехидно хмыкнул, но продолжил:
— Смысл был тот. Потому что когда любишь, можно поймать маленькую стрекозу и подарить ее, сказав: «Люблю». Большего будет не нужно. Ведь так?
— Так, — улыбнулась я.
— Тогда… — Фран поднес стрекозу к моей ладони и тихо сказал, впервые обратившись ко мне на французском языке: — Je t’aime, Маша.
— Фран… — на большее меня не хватило. Сердце затопила любовь, нежность и безумное желание обнять иллюзиониста и больше никогда не отпускать. Он сказал: «Я люблю тебя», — на своем родном языке! И это дорогого стоило… Я взяла из его рук стрекозу и, глядя в глаза парню, прошептала: — Je t’aime, Франческо…
Парень широко и открыто улыбнулся, а в следующий миг сгреб меня в охапку и прошептал:
— Поймал… Я тебя поймал…
Сердце пропустило пару ударов, а слезы припустили еще сильнее. Слезы, которые я раньше прятала, считая слабостью. Но ведь с этим безумно сильным, но очень чистым, светлым, мудрым человеком я могу позволить себе немного побыть слабой. Лишь немного. Ведь он всегда меня поймет… Хотелось смеяться и плакать одновременно, а в душе бурлил восторг и какое-то странное, давно забытое, по-детски наивное счастье. Ведь я поняла, что он говорит о том самом диалоге. Я тогда сказала, что свой свет он когда-нибудь обязательно поймает, и вот сейчас, видимо, он впервые понял, что и впрямь это сделал…