Спаситель
Шрифт:
Завадский вздохнул.
В это время за окном раздался топот и свист.
– Тихо! – Геденос рефлекторно присел под оконцем.
Судя по крикам и топоту, казалось, что приближается целая орда. Из агрессивного гвалта выделялись отдельные вопли. Разобрать было трудно. Завадскому они напоминали слова, произнесенные задом наперед или просмотр сербских фильмов без перевода. Но от первой понятой фразы парочка беглых преступников в ужасе переглянулась.
– Овая изба, ребяты-ы-ы! – прозвучало будто над ухом.
– Имай колдунов поганых!
– Сунька,
Послышались громкие удары и скрип.
– Куды прете, голытьба! – раздалось чуть ближе – Кобелей спущу!
Где-то внизу в самом деле свирепо зарычали собаки.
– Лупи его, браты, он с кукуйцами заедино!
– Воры! – закричал тот же голос, но надломленный теперь испугом. – Разбойники убо средь бела дня…. аааа!
Послышались хлесткие удары, а уже в доме – женский визг. Среди них прямо под оконцем кто-то выговаривал вкрадчиво:
– Брешешь, старый сатана. Мы жильцы посадские. Ино ты поди единако высперять на жгучем шаре умеешь? Ишь разжирел на крещеном люде, хоромы завел купецкие. А кукуйцы ныне посад пожгли. Осьмнадцать изб с дворами сгорели со скотиной и с малыми детями.
– Рви пса! Еже плюскаешь с им!
– Аааааааааа! Побойтесь бога-а-а-а-а! Ведите в прика-а-аз, к истца-а-ам! Са-а-ами на кобылку попад…
Какой-то жуткий удар, словно кувалдой по крупному арбузу оборвал истошные крики.
Грохот и топот переместились в дом и заполнили его. Завадский с Геденосом вздрагивали от каждого удара и вопля, а слышимость в деревянном доме была идеальная. Казалось, что топором уже вышибают лючок, отделяющий их надклетье, но всякий раз вылетало и опрокидывалось что-то внизу. Визжали и справа и слева, и будто даже над головой. Завадский подкрался к сундуку и подвинул его на обитую оловом крышку лючка.
– К-кого они и-и-ищут? На-а-ас? – заикаясь прошептал Геденос и на четвереньках пополз к окошку.
– Не лезь! – процедил сквозь зубы Завадский, но черный риэлтор уже осторожно выглянул и тотчас снова упал, белый как мел.
– Млядь они чувака топором еб..шут!
Завадский оцепенел. Он, конечно, вроде бы как уже умер, и даже если это не чья-то дурацкая шутка, то и воскрес, причем вместе с инстинктами, которые ясно говорили, что повторять более трешовую версию этого аттракциона не стоило. В ту же секунду запрыгал сундук, отчего Завадский едва сам не подпрыгнул. Кто-то бубнил прямо под ним.
Завадский подполз к оконцу, где уже дрожал Геденос и вместе они глядели как сундук скачет все выше и даже немного сдвигается. Между тем голоса снова заполнили двор. Какой-то молодой голос кричал, что по Никольской скачут истцы.
– Костка! – ворвались в оконце, миновало парочку незваных гостей и влилось в уши тому, кто ломился к ним. – Разбойник, айда на соседский двор – бочки проверим не попряталась ли в них немчура!
– Онамо и засолим!
– Дурень, сперва обсушить надобе.
– А с чем бочки?
– Известно – с вином!
– Во-ся яко! – захохотал кто-то. – Убо я ковшом обсушу!
– Православно!
Услышав про вино, таинственный гость
– Ушли вроде… – сказал Геденос, тяжело дыша и посидев несколько секунд, стал подниматься.
Завадский попытался его ухватить за штанину, но у того, как назло, джинсы плотно облегали ноги.
Геденос выглянул в оконце и тотчас присел, но поздно – кто-то, истошно деря глотку заорал:
– Видел!!! Братцы! Видел кукуя поганого!
– Идеже? Иде? – стали приближаться отдалившиеся было голоса.
– Тама! Над светлицей бесовская рожа зыркнула аки гадюка из-за пазухи!
– У-у-у-у!
– Вишь, вишь оконце, уём притаились нехристи!
– Ух, недогляд!
Снова заголосили, затопали, загромыхали. У Завадского волосы зашевелились на затылке – куда деваться, что объяснять дикой разъяренной толпе?
Геденос между тем, уже лез в оконце. Благо и Завадский не был толстяком – последовал за ним. Ободрав до крови предплечье, он выбрался кое-как на скат шириной примерно в полметра, с ужасом заметив, что удар в лючок за спиной сдвинул сундук и уже кто-то лез и на чердак, где они только что были.
Внизу картина не лучше – со двора на них с изумлением аборигенов, увидавших космический корабль взирали бородатые предки коренных москвичей в изодранных грязных рубахах-косоворотках. У ног их в луже крови лежало тело с бесформенной кроваво-бурой массой вместо головы.
Завадский, держась за бревно шел по скату за Геденосом, который уже ловко перемахнул на соседнюю клеть. Встреча с далекими предками ошеломила его не меньше самих предков. Он с таким же изумлением (вытаращив глаза и открыв рот) смотрел бы на них, если бы не инстинкт выживания.
Раздались искренние возгласы удивления, но вскоре один тощий как скелет мужик, стоявший у стены прямо под Завадским в ломаной серой шапке, заорал:
– Скачут черти! Шибай их, ребяты!
В Завадского полетели камни. Один больно шарахнул по икре, другой угодил в почку, третий – в скулу.
Эдак, долго не протянешь. Без раздумий бывший преподаватель сиганул на крышу какого-то сарая с плоской крышей, где уже метался Геденос, не зная куда бежать дальше. Он хотел было прыгнуть на соседнюю клеть, до нее всего метра полтора – уцепиться за окошко и там, может быть, удалось бы перебраться на крышу конюшни, а с нее прыгнуть через частокол на соседний двор, и убежать. Но путь этот преградил широкоплечий мужик с лицом бородатой версии Буйного Славика, высунувшийся из оконца.
Оставалось только прыгать на дорогу через примыкавший частокол. Геденос так и сделал, но с высоты четырех метров неудачно приземлился – поскользнулся на скользких бревнах и подвернул ногу. Вскочил, тут же снова упал, но его уже схватили выбежавшие со двора мужики. Один с размаху заехал ему кулаком прямо в лицо. Кровь хлынула сразу изо рта и из носа.