Спаситель

Прохоров Иван

– Олег Павлинович, – с улыбкой обратился к нему Солодовников, – негли полюбовно сладим?

Артемьев бросился в избу. Головорезы тотчас сорвались за ним. Подполковник на бегу обрушил хлипкие полати, блокируя дверь, откинул крышку лаза в подклеть, сиганул туда и выбрался через низкий черный проход к амбару за избой. В амбаре была лестница – ежели забраться по ней на крышу и разбежаться, то может быть получится перемахнуть через частокол в дубовую рощу, где на конях не догнать его.

Ворвавшись в амбар, Артемьев схватил лестницу, бросил к антресоли. Дверь позади распахнулась.

Подполковник обернулся, поднимая саблю наизготовку.

Полдюжины

головорезов, обнажив палаши и сабли медленно окружали его. Прямо перед ним стоял Солодовников.

– Сдавайся, Олег Павлинович, по-доброму, сице хочь семью сохранишь.

Артемьев поглядел на головорезов вокруг себя и медленно опустил саблю.

Глава 27

Наблюдая как Бесноватый с нежностью протирает дудочку на шнурке тряпицей смоченной в уксусе, а затем с той же сосредоточенностью с какой чистит карабин, водит ею по пламени свечи, Завадский вдруг понял, что ни разу не слышал, как Бесноватый на ней играет.

– Сыграй, – тут же попросил он, развалившись на лавке после кружки густого эля, бочку которого доставили к ним накануне вместе с другими припасами. В избе было жарко и Филиппа клонило в сон.

Бесноватый бросил на него сердитый взгляд.

– Ну сыграй же, – повторил Завадский.

– Не хочу.

– Ты не играешь на ней?

– Чего пристал?

– Ты таскаешь дудку, но не играешь.

– Это не дудка, сый пыжатка.

– Ладно, пыжатка, но в чем смысл?

– Отстань.

– Да ладно тебе, брат.

Аким, чистивший ружье у печки тоже загорелся поприставать к Бесноватому, правда, делал это деликатно по понятным причинам.

– Филя, не уразумел кроме? Не для сипованья она ему.

Бесноватый вовсе убрал пыжатку.

– Так ты вообще ни разу не играл на ней?

Бесноватый неохотно покачал головой.

– Эдак су и не пыжатка? – с удивлением «догадался» Аким.

Бесноватый рассердился, стукнул ладонью по столу, выхватил свою пыжатку и скорчив рожу, приложил к губам.

Из дудочки потекли заунывные однообразные звуки, складывающиеся в какой-то смутно-печальный мотив, не производивший никакого впечатления. Бесноватый косил глаза на конец пыжатки, старательно надувал щеки, заметно было что он напряжен.

Завадский изогнул бровь, переглянулся с Акимом, который пожал плечами – дескать, что к чему?

Тут вдруг мотив резко переменился – печальный звук замер и рассыпался на тысячи осколков, заскакавших по избе. Мелодия взорвалась и зашлась каким-то бешеным темпом, переливаясь на удивительные лады. Печаль сменилась радостью, но какой-то дьявольской, будоражащей. Бесноватый преобразился, лицо его стало одухотворенным, гибкие пальцы также бешено бегали по всей длине пыжатки. Завадский начал невольно двигать плечами. Но Аким опередил его – вскочил с лавки и стал прыгать вприсядку, лихо барабаня каблуками по дощатому полу. На шум в избу заглянули Сардак и Егор и побросав шапки, тоже пустились в пляс. Филипп почувствовал будто какая-то сила поднимает его с лавки. В отличие от своих братьев, он не плясал вприсядку, а танцевал только то, что умел, то есть танец робота. Остальные, не останавливая танца, пооткрывали рты, глядя как Филипп роботизированными движениями хлопает в ладоши у себя над головой, пока ноги безо всяких видимых движений перемещали его от лавки к печке. Аким вдруг с визгом вскочил на стол и стал прыгать на нем, приседая на корточки и стуча по столешнице руками, как возбужденная шимпанзе. Со стола полетела посуда и еда.

Ко всему прочему, он начал ухать тоже по-обезьяньи. Сардак тем временем пытался исполнять какие-то замысловатые прыжки, которые вкупе со странным движением ног напомнили Завадскому попытки повторить знаменитый удар ногами Лю Канга. Егор же взял зачем-то ухват, но тотчас бросил его и схватил ружье Акима и тогда Бесноватый закончил играть. Все разом тоже остановились.

– И вправду – бес, – сказал Аким, слезая со стола и утирая со лба пот.

– Что это было? – спросил Завадский, присаживаясь на лавку.

– Ты про мое сипование али свой перепляс? – спросил Бесноватый.

– Мда. – Филипп почесал голову и покосился на пыжатку, которую Бесноватый убирал за пазуху.

В этот момент дверь отворилась и в избу вошли Данила с Антоном, внося прохладу и облака морозного пара. Поглядев на вспотевшие лица только что плясавших братьев, они переглянулись, но ничего не сказали.

– Как все прошло? – спросил у них Филипп.

– Странно, брат, – ответил Данила, – человека воеводы Афанасия привезли, яко уговорено было, да Артемьев не пришед.

– Не пришел? – насторожился Завадский.

– От него холоп токмо был его – Бартошников. Сказывал – изволение от Артемьева передает, еже на уговор прежний вняти [согласен].

Завадский нахмурился, погладил бороду.

– А Афанасьев что? Подтвердил намерение воеводы?

Данила кивнул.

– Но почему же не пришел Артемьев? Бартошников не говорил?

– Сказывал токмо, еже зело опасно ныне барину его покидать гарнизон, и без того зачастил. Карамацкий час не ровен пронюхает, зане [потому] же послал от себя токмо шавку свою – Бартошникова.

– Странно.

Завадский поднялся, продолжая поглаживать бороду, и в задумчивости подошел к окну.

– А Бартошников как выглядел?

– Яко? – Данила пожал плечами. – Яко внегда.

– Не был напуганным? Встревоженным?

– Ин нет, вроде.

– А хвоста за вами не было?

– Не влающи [сомневайся], братец, – ответил Антон, – ежели б и хотели, за нами черт не угонится.

– Значит, Бартошников подтвердил, что дело субботнее в силе?

– Так и есть. Сказывал, в субботу деяние яко уговорено, Артемьев буде в остроге… Еже тревожит тебя, брат?

– Меня тревожит запах. Какой-то он… тухловатый. – Завадский резко обернулся. – Бес! Сможешь незаметно проверить дома ли Артемьев?

– Ежели токмо в ночь.

– Возьми Антона. А ты, Аким, съезди с Сардаком к слободе, походите по сепям, по кабакам, поспрашивайте аккуратно, слышно ли чего об Артемьеве и вообще какие слухи бродят около острога. – Завадский поднял руки и оглядел посмурневшие лица. – Братья, остался последний шаг, перед тем, как мы заберем себе Томский разряд. Нельзя рисковать.

***

Аким и Сардак вернулись утром, сообщили, что обошли кабацкие дворы, даже зашли в слободу стрелецкую под видом монастырских холопов с поручением, но ничего узнать об Артемьеве не удалось. Только один нетрезвый подъячий сообщил, что видел его накануне в остроге, раздающим указания караульным.

К обеду вернулись Антон и Бес и поведали чуть больше полезного. Оба забрались на дуб и наблюдали за двором Артемьева со стороны рощи, но ничего настораживающего не увидели за два часа – дворня, конюхи шныряют, каждый своим делом занят. В оконцах избы сверкают лучины. Затем переместились к дороге, сели за сугробом и увидали, как плачущую жену Артемьева в платке и старой шубе везли куда-то на санях незнакомые казаки.