Спаситель

Прохоров Иван

– Где Семен Федорович? – спросил он.

Двое мужиков указали на распахнутую дверь избы.

Воевода двинулся туда.

У дверей стоял старик Федосеев, приказчик Бутакова.

– Не ходил бы ты, Иван Иванович.

Воевода на секунду остановился, поглядев на него, затем нахмурился и быстро поднялся по крыльцу. В нос ударил запах бойни. Бутаков прошел первую горницу, шагнул направо, где располагалась комора его заместителя и замер – на полу лежал обезглавленный Бутаков. Его отсеченная голова покоилась на его же животе, в зубах – серый свиток, измазанный

кровью.

Мрачнее тучи вышел из избы Иван Иванович, оттолкнул подошедшего было Федосеева. Толпа спешно разбегалась, пропуская воеводу. У изгороди он остановился, будто пес учуявший что-то, медленно повернул голову налево. Там, в отдалении у ворот сидел на коне Карамацкий в окружении дюжины своих боевых рындарей. Воевода встретился с ним взглядом, тот же приподнял голову, не отводя глаз – смотрел нахально, властно.

Воевода стиснул зубы, зашагал к своим хоромам, на ходу кликнув Афанасьева, крутившегося позади вместе с рындарями.

– Еже, Иван Иванович? – возник перед ним Афанасий, глядя преданными умными глазами.

– Вонми, иди теперя домой, ин еже кто спросит по пути, скажешь захворал, – говорил воевода, поглядывая как Карамацкий со своей гикающе-свистящей ватагой покидает острог, – на деле же бери лучшего коня и тайно скачи в ночь на Волацкую ярмарку, да сыщи там Гегама, что торгует железными яблоками…

***

Завадский стоял перед иконой Спасителя, удерживая в руках тонкую восковую свечку и сосредоточенно смотрел на крохотное колеблющееся пламя. В церковном полумраке огоньки плясали в тронутых слезами глазах. Покатившаяся со свечки капля воска обожгла пальцы. Игнорируя боль, Филипп поднял взгляд на икону. Изображенный Спаситель походил на безумца – возможно все дело в скудости света и избытке черного цвета в потемневшей от времени иконе. Завадский видел только глаза, тьма скрадывала все что ниже, краска сливалась с ней. Приподнятые к переносью брови изображали скорее крайнюю степень меланхолии нежели скорбь, а темные тона сгущали степень расстройства. Завадскому показалось, будто гнетущий взгляд сгущает пространство перед собой, смешиваясь с его ядом и был рад, услышав тихий кашель позади.

Там, в глубине притвора запертой церкви на сундуке со свечками сидел Савка, которого он взял, несмотря на уговор о встрече один на один. Завадский все еще не уверен был в своих силах справиться с лошадьми в самый ответственный момент и потому взял с собой лучшего конника.

Позади раздались шаги, но точно не Савкины – идущий куда тяжелее, скрипят половицы, стучат каблуки, тяжелое дыхание. Незнакомец остановился позади в трех шагах. Завадский почувствовал запах имбиря – в прошлую встречу он тоже его излучал.

– Яко мочно сделати, еже сказывал? – раздался за спиной голос воеводы.

– Удивляешь, Иван Иванович. – Улыбнулся Завадский, водружая свечку на кандило.

Воевода подошел к нему, встал вровень перед иконостасом, перекрестился на Спасителя, затем на икону Казанской Божией Матери, поклонился.

Завадский обратил внимание, что вместо снега, шубу воеводы покрывает какой-то песок.

«Подземные ходы», – догадался

он и обернулся. Позади у ступеней амвона переминался с ноги на ногу коренастый мужик в коротком тулупе – тоже весь в песке. Завадский узнал в нем посланца воеводы на Волацкую ярмарку.

– Уговаривались один на один. – Сказал он.

– Поэтому приволок с собою разбойника?

– Это брат мой, а не разбойник.

– Еже мне до того?

– Я не против, но скажи своему человеку, чтобы отошел.

– Овый мой человек верный. Почитай он мне тоже брати.

– Ладно. Но больше без сюрпризов. Идет?

– Яко звать тебя?

Завадский посмотрел на воеводу.

– Филипп.

– Наперво, скажи мне, Филипп, еже колитву сию ты зришь?

– Ты назначишь ему встречу в субботу днем. Придумай убедительный повод….

– Охолони! Ин сказывал ты поминаю еже деяние сие обойдется без моего участия.

– Грязную работу выполнят другие люди, но только к тебе его можно выманить без охраны.

– Не годе. – Покачал головой воевода.

– Я не пойму, чего ты боишься? В отличие от других, ты единственный кто ничем не рискует. Кроме того, это часть плана. Дело будет обставлено так, будто спятивший Карамацкий напал на тебя, а убивший его тебя защитил.

– Овые то люди?

– Надежные. Они прибудут загодя, и сядут в соседней от твоей коморе, сделают дыру в стене, будут слушать. Как явится к тебе Карамацкий, будь готов. Все произойдет быстро.

– Обаче с ним рындари. Двое присно дожидаючи ево за дверью.

– Я знаю. Двое это не проблема.

Воевода почесал бороду.

– Иде буде ты? С ними?

– Я приду как только все закончится.

– Стало быть то не твои люди?

– Конечно нет! Мои привлекли бы внимание.

– Ин кто они?

Завадский внимательно посмотрел на воеводу. Тот в ответ глядел спокойно, ожидая ответа.

– Тебя «спасет» Артемьев. Взамен ты назначишь его новым полковником.

Воевода вскинул брови.

– Во-ся… Ну и ну! Артемьев! И не подумал бы.

Завадскому показалось, что этот вариант воеводе понравился. Впрочем удивление на лице Ивана Ивановича сменилось какой-то мрачностью.

– Ин ов его стольник! Ты уверен, еже тебя не водят за нос?

– Уверен. За право стать твоим псом он согласился участвовать в этом. Но это его условие. А теперь о моих. В твоем разряде есть приказчик Причулымского острога Мартемьян Захарович, смещенный человеком Карамацкого Пафнутием Шелкопером. Указом своим назначишь Мартемьяна Захаровича воеводой Красноярского уезда.

– Уезда?!

– Именно. Отдашь в управление ему четыре острога – Кузнецкий, Ачинский, Причулымский и Красноярский с правом назначать приказчиков. Ясак с них будет поставляться в Томск по верной переписи. К этому – право торговать без откупов и сборщиков моим людям в уезде. В ответ получишь защиту юго-восточных границ разряда от киргизов и кочевников.

– Целый уезд, – усмехнулся, цыкнув воевода, – тебе палец в рот не клади.

– Ты хотел сказать Карамацкому.

Воевода поджал губы, кивнул.