Спасители. Книга первая. Хрустальный куб
Шрифт:
В поле потихоньку уже начала сходиться вся деревня (точно год назад на свадьбу Романа и Адивы). Вынесли скамьи, несколько столов, поставив на них напитки из сухофруктов, немного еды. Сами островитяне вышли нарядные: некоторые привязали ленточку к поясу, другие сплели венки из тонких прутьев и цветов, старик Горин надел соломенную шляпу с широкими полями, из-под которой лоснились редкие, но аккуратно причёсанные волосы. Явились и музыканты. Беседуя, шутя и хохоча, собравшиеся ожидали старосту «Островка».
Темнеющее небо было неизменно серым, ветер – слабым, мрачное окружение -
Лиафар, во избежание расспросов, обмотал руку куском ткани (словно завязав порез), а медальон и письмо оставил дома, когда бегал за стариками: Дивад в порыве предвкушения праздника велел внуку достать из погреба один бочонок вина и отнести к праздничному столу.
Наконец явился староста Велимир. Он широко улыбался, приветственно кивал собравшимся, охотно пожимал руку каждому, кто её протягивал, в общем, вёл себя по обыкновению учтиво. Оглядев улыбающимися глазами нарядную толпу, он принял поданную ему кружку медовухи и поднял её чуть выше, призывая всех к тишине.
– Друзья мои! Летом тысяча четыресто двадцать девятого года на островной клочок земли в море прибыли первые семьи, коим в Золотореченске было дано разрешение на переселение, дабы они могли обжить необитаемое место и наладить здесь жизнь. С тех пор прошло сто пятьдесят лет!
Жизнерадостному Велимиру ответили оживлёнными голосами, ликованием. Он сказал немного о трудностях и лишениях в сложной жизненной ситуации, но закончил, обнадёживающими словами о пробуждении природного плодородия, на что, конечно же, надеялись все собравшиеся.
По завершении речи старосты, старшие мужчины пригубили вина, а затем стоявшие вокруг костра с горящими факелами в руках островитяне (среди которых был и высокий, поджарый, ещё не постаревший мужчина, с чуть продолговатым лицом - отец Агата) бросили факелы в костёр, по которому тотчас же побежали языки огня. Ветка за веткой, под радостные крики островитян костёр вспыхнул высоким пламенем.
Заиграла музыка, и бльшая часть островитян пустилась в пляс: дети и взрослые образовывали хороводы и в танце кружили вокруг костра, освещённые полыханием высокого пламени. В числе танцующих были и Лиафар с Агатом: первый не отличался в обыденной жизни экспрессивным поведением, но общее настроение захватило их обоих и не позволило остаться в стороне.
– Костёр скоро рухнет, – выплясывая в такт музыке, предостерёг Агат.
И, словно повинуясь его словам, костёр угрожающе затрещал. Танцующие отпрянули в стороны, а сооружение из полыхающих древесных стволов и ветвей заходило ходуном, и в следующий момент, под радостные крики островитян, рухнуло и распалось. Теперь высота догоравшего пламени не превышала даже метра. По старой традиции молодёжь начала прыгать через костёр по двое-трое. Согласно древним поверьям, огонь вбирал в себя всё самое нехорошее, что есть в человеке, перепрыгивающем огонь праздничного костра, а также исполнял загаданные в этот момент желания. Поверье это уходило корнями в древность, но сохранилось и стало частью современных традиций, особенно полюбившихся
***
Островитяне весело смеялись, танцевали или просто о чём-то беседовали. Старики сидели чуть в стороне от шумной музыки и распивали вино Дивада. Самый дородный из них, в соломенной шляпе, с густыми усами на широком лице, рассказывал какую-то байку. Периодически в рассказе всплывали забавные подробности, и порядком охмелевшая компания взрывалась дружным хохотом. Лиафар и Агат присели передохнуть и утолить жажду чуть поодаль от развесёлой компании.
– Дядя Горин похоже в ударе!
– кинув взглядом на усатого рассказчика, сказал Агат.
– Мне никогда не разобрать, правду он говорит или нет, - признался Лиафар.
– Ему бы сказки сочинять!
– Так он сейчас этим и занимается. Сочиняет на ходу!
– с уверенностью сказал Агат.
– Не удивлюсь, если это он или его предки придумали все эти легенды про леших, русалок и…
Агат прервался.
– Глянь туда, никак Агафон на праздник пожаловал?
Лиафар посмотрел в указанном другом направлении и заметил фигуру, скрытую в тени мельницы. Мужчина с пшенично-светлой шапкой волос держался поодаль и надеялся, что никто не обратит на него внимания, однако, как и Агат, некоторые из островитян приметили застенчивого соседа; дети и вовсе стали указывать на него пальцем.
– Подходи, не стесняйся!
– крикнул дядя Горин - один из всей компании стариков, стоявших вблизи мельницы. Желая ещё красочнее выразить своё дружелюбие, он добавил: - Не кусаемся мы!
Но Агафон не отозвался, даже не шелохнулся. Затем вдруг отвёл взгляд в сторону, устремив его в ночное небо, словно не слышал призыва, а происходящее празднество не заслуживало его внимания.
– Совсем «ку-ку»!
– ехидно бросил старик Горин и продолжил свой увлекательный рассказ с того самого места, на котором остановился.
Агафон же так и остался стоять с поднятой в небо головой. Друзья, переглянувшись, пожали плечами. Человеку не прикажешь! Да и вряд ли стоило связываться с тем, кого считают безумцем - неизвестно чем всё обернётся.
Друзья попивали напиток из сухофруктов и смотрели на пляшущую толпу – островитяне явно не собирались закругляться, хотя вечер был поздним. Несколько младших детей уже спали на руках у своих мам и те звали мужей, чтобы вместе отправиться домой.
Лиафар вновь глянул в направлении, где в тени стоял Агафон и неожиданно встретился с ним взглядом. Тот вдруг широко улыбнулся, от чего Лиафар пришёл в замешательство, а затем вновь уставился в чёрное небо.
Не успел Лиафар поделиться произошедшим с Агатом (тот смотрел совсем в другую сторону и не увидел внезапной улыбки безумца), как вдруг подул ветер: довольно резкий и порывистый. Крылья мельницы со скрипом закружились быстрее, ленты на шестах и нарядах жителей деревни затрепетали на ветру; от углей, оставшихся от костра, поднялись искры. Чей-то взволнованный выкрик обратил всеобщее внимание к небу, и музыка тотчас стихла. Что-то огромное и светлое двигалось по чёрному небосводу, всё увеличиваясь в размерах.