Спасти кавказского пленника

Greko

Никакого купца не был. Чистой воды плод моей фантазии.

— Впервые слышу такое! — отозвался Йода-бей. — Никогда меня не звали к торговцам.

Я пожал плечами.

— Все всегда случается в первый раз.

— И что вы думаете по этому поводу?

Мы сидели в кунацкой вчетвером — Белл, Лонгворт, Венерели и я. Все напряженно ждали моего ответа. Придуманная мною ситуация напрягла шпионскую ячейку англичан.

— Думаю, что это ловушка! — продолжил я, как ни в чем не бывало. — Награду за вашу голову, Белл, никто не отменял. Просто выбросите

из головы это предложение. Одним письмом больше, одним меньше…

Все выдохнули. Видимо, именно такого ответа от меня и ждали.

— Тучи сгущаются, — мрачно заметил Лонгворт. — Я уезжаю на ближайшем корабле. Нужно успеть до 12-го декабря. После этой даты турки отказываются выходить в море до середины марта. Хотя есть те, кто заявляет: если душой ты чист, запреты не для тебя.

— Причем тут чистота? Турки думают лишь о своей выгоде. Когда снег закроет перевалы, торговля остановится. Никто не повезет девушек к морю на продажу, — возразил Белл, хмурясь.

— Тем более, мне следует поспешать! — отозвался Лонгворт.

— Счастливчик! — вздохнул Белл. — Меня не отпускают из Черкесии.

— Я бы последовал примеру Джи-Эй, — сказал Паоло, имея в виду Джеймса Александра. — Но мне нужно принять последнюю поставку оружия. Очень важный груз.

— Что там такого особенного? — спросил я.

— Винтовки! Литтехские штуцеры[2]. Капсюльный замок и умопомрачительная дальность. Я хочу по вашему примеру, Коста, сформировать отряд. Мы такого шороху наведем у русских фортов! Будем отстреливать их часовых по одному! Русские зароются в норы или вовсе сбегут из своих укреплений! За зиму очистим от них побережье!

Я вспомнил, что немногие образцы подобного оружия имелись в кавказских полках. Их выдавали застрельщикам. Берегли как зеницу ока. Бытовало мнение, что капсюли плохо поддаются грубым солдатским пальцам. На самом деле, штуцеры были грозным оружием в умелых руках. Горцы и так имели преимущество в огневой мощи. Причем, такое, что сам «красный генерал» Вельяминов признавал, что снайперской стрельбе черкесов его войска могли противопоставить лишь мощный залп. А со штуцерами пойдет совсем иная война. Опытный Паоло сможет с легкостью подавить сопротивление гарнизонов «глиняных горшков». Этого я допустить не мог. И Паоло решил облегчить мне задачу.

— Я буду вам крайне признателен, Коста, если вы со своим отрядом меня сопроводите. Слишком важная миссия. Слишком большой соблазн для горцев.

— Где намечена точка рандеву?

— Под Анапой! Выдвигаемся завтра. Вы со мной?

— Без всякого сомнения, дружище.

… Декабрьское кавказское солнышко приказало долго жить. На небе воцарился какой-то шмурдяк из облаков серо-лиловых тонов. Периодически накрапывало. Промозгло и сыро так — хоть святых выноси. Весь мой отряд и жалкая кучка поляков Венерели, закутавшись в бурки и башлыки, напоминали нахохлившихся воробушков. Вести учтивые беседы не было никакого настроения. И желания. Я ехал к берегу моря с одной целью: пристрелить Паоло, чтобы больше не гадил!

Впрочем,

почему с одной? Захватить новомодные винтовки — вполне себе изящное решение. Такой новогодний подарок мне и самому нужен. А еще корабль! Скручу турка и как закричу: «Шеф! Гони в Копенгаген!» В смысле, в Керчь. Мне же нужно в Крым. Меня там ждут!

Люди предупреждены. Башибузуку поставлена задача: после захвата груза, штуцера нужно доставить в ложбину, где мы прикончили разбойника Донекея, и спрятать их в одном из дольменов. Будет моей счастливой лунной долиной! Задел на будущее. Кто знает, куда меня кривая вывезет?!

Я чувствовал, что меня распирает какая-то бесшабашность, кураж. Новое, незнакомое чувство. Что-то похожее на мой первый прыжок в воду с вышки. И страшно, и весело, и отчаянно желаемо. Пора мне закругляться с играми в шпиона. Хватит жене орошать подушку слезами, меня поджидая. Через несколько часов я поставлю точку и скажу: я сделал, что мог! Кто может больше — пусть сделает!

Венерели словно очнулся от спячки или справился с традиционным похмельем. Принялся доставать меня разговорами. Я, как мог, уклонялся или не отвечал. Трудно мило беседовать с человеком, которого собираешься убить через несколько часов. Мой револьвер был заряжен. Осталось лишь нажать в нужную минуту на спусковой крючок.

— Что с вами, Коста?! Вы сам не свой. Вас замучила песня ваших черкесов? — мои горцы, стоило нам тронуться в путь, затянули какой-то заунывный мотив — песню, в которой воспевались деяния одного князя, искавшего смерти в бою после того, как он застрелил жену в припадке гнева.

«Хватит перегибать палку! Соберись!» — отчитал я себя.

— Паоло! У меня дурные предчувствия.

— Что за суеверия? Заразились у черкесов? Какой-то старик погадал вам на бараньей лопатке? — рассмеялся Венерели.

— Наверное, устал. Все время на нервах. На пределе.

— Мне знакомо это чувство. Я посетил Мекку…

— Вы совершили хадж?!

— Нет, ну что вы. Просто сопровождал одного англичанина. Добрались до Медины. Кругом одним паломники. Экзальтация. Странные дервиши. Всё пропитано подозрительностью, как пахлава медом. Было трудно не выдать себя.

— Да уж! Досталось вам.

— Не то слово! Я ведь и в Индии успел побывать. Помотало меня по свету.

— Зачем вам все это?

— Риск. Я к нему привык, как к водке. Без него на сердце печаль и тоска.

Я сделал вид, что разговор меня утомил. Но Паоло не унимался.

— Признайтесь! Лука — ваша работа? Я видел и слышал, как он метал в вашу сторону громы и молнии. Мечтал вам отомстить.

— Мне плевать на этого поганца. Как говорят русские, умер Максим — да и хрен бы с ним.

— А я почему-то уверен, — настаивал Паоло, — что вы к смерти этого Максима — вернее, Георгия — причастны.

— Вы мне надоели! Давайте помолчим хоть полчаса! — я облизнул внезапно пересохшие губы.

От продолжения опасного разговора меня спас внезапный выстрел. Кто-то из черкесов выстрелил в птицу на ветке.